задерживала да еще попросила Аристарха Павловича проводить женщин и тем самым оставляла на совет только родню.

– Финансовые расходы я беру на себя, – сразу сказал старший Ерашов. – Думаю, Вера поможет…

– Почему же меня не берете в расчет? – вдруг обиделась бабушка Полина. – Я считаю своим долгом помочь молодым. Они мне оба очень нравятся. Кирилл, конечно, еще недоросль, балбес, но Аннушка – девушка чудесная. А тебе, Алеша, деньги понадобятся на переезд и на обустройство.

– Дайте слово балбесу! – встрял Кирилл. – Во-первых, попрошу не разоряться и не закатывать купеческой свадьбы. Во-вторых…

– Во-вторых, помолчи! – обрезала бабушка Полина. – Особенно когда говорят старшие. Я кое-что сберегла. У меня есть сто рублей, и я их отдаю на свадьбу. В гроб мне их не надо, а на такое дело мне не жаль.

Наступила какая-то неловкая пауза. Все переглядывались, и никто не отваживался возразить либо внести ясность: похоже, бабушка Полина отстала от жизни, от цен и глубоко заблуждалась. Старший Ерашов все-таки решился:

– Сто рублей, Полина Михайловна, деньги сейчас небольшие…

– Знаю я, что вы обо мне думаете, – перебила бабушка Полина. – Мол, старуха из ума выжила… Так вот, чтобы больше так не думали, я вас заверяю, что я – в полном духовном здравии. А сто рублей у меня не вашими рублями – золотыми десятками. Ну-ка, Надежда Александровна, принеси деньги.

Аннушка пришла в тихий восторг и поцеловала бабушку Полину – дескать, здорово она вас! Надежда Александровна принесла узелок с монетами и подала бабушке Полине. Та же с удовольствием и гордостью развязала шелковый носовой платок и бросила его на стол.

– Мне они теперь ни к чему, – просто сказала она. – Надеюсь, похороните как полагается, а больше ничего и не нужно.

Возражать или отказываться было немыслимо: бабушка Полина доказала, кто старший в доме и чье слово здесь – закон. Все это поняли, но она не торжествовала победы, а деловито переключилась на другой вопрос:

– Где станем справлять свадьбу? В ресторане или дома? Давайте сразу решим. Где сами-то молодые хотят?

– Только дома! – мгновенно ответила Аннушка. – Правда же, Кирилл?

Оспаривать это было невозможно. Аннушка сообразила верно – бабушку Полину в ресторан не увезешь и не унесешь, а без нее свадьба уже не может состояться.

– Правда, – сказал Кирилл. – И столы можно поставить на улице, на берегу озера, например. И танцы до утра!

– Ну, это совершенно ни к чему – на берегу озера, – категорически опровергла бабушка Полина. – Во второй день можно повеселиться и на природе. Но свадьбу играть следует в доме. Поэтому надо подготовить помещение, столы, стулья, приборы. Свадьба, господа, это не дачные развлечения.

– Хорошо бы здесь, в парадной зале, – сказал старший Ерашов. – В нашей квартире все-таки тесновато.

– Да, хорошо бы, но надо поклониться Аристарху Павловичу, – заявила бабушка Полина. – И так сидим у него, будто своих комнат нет…

– Он согласится! – заверил Кирилл. – Даже рад будет!

– Я поговорю с ним, – пообещал Алексей.

– Нет, я сама! – вдруг сказала бабушка Полина. – Дело тонкое… А надо бы в парадной-то свадьбу сыграть! Все свадьбы у Ерашовых здесь играли… Я ведь здесь тридцать лет не была. А вошла сегодня, и все как прежде… Все вспомнила… – Она снова стала строгой, но осталась легкая грусть в голосе. – Время для свадьбы, видите сами, неважное, да что делать? Если на время смотреть, то и люди бы вымерли, и счастья бы не знали… Жить надо во всякие времена. Как бывало раньше: мужик умирать собирался, а рожь сеял. Я телевизор не зря смотрю, господа. Вы-то ничего в нем не видите, примелькался вам телевизор, да вы и прошлого-то не знали, не помните. А мне есть с чем сравнивать… Берегите свою честь, господа офицеры. Простите, что я, женщина, вам говорю об этом. Я старая и потому имею право. И вот что скажу вам: в России скоро будет государь. Теперь уже скоро, вон как выдохлись без царя, вон как одичали… Пока же нет его, служить безоглядно можно лишь Отечеству да Господу Богу. Послушайте старуху, я вам напрасно не скажу.

Старший Ерашов медленно приблизился к бабушке Полине, склонился над ней и поцеловал руку. Кириллу ничего не оставалось делать, как пойти за братом, и когда он прикоснулся губами к побуревшей от старости руке, ощутил, как ее левая рука легла ему на голову…

В тот же день, когда Ерашовы проводили старшего на электричку, Николай Николаевич Безручкин пригнал в Дендрарий грузовик и заглянул к Аристарху Павловичу.

– Пошли, сосед, поможем старику вещи погрузить, – предложил он. – Дело скорое, быстро сбросаем.

Старик Слепнев, пьяненький и веселый, уже вытаскивал из квартиры какие-то узлы со шмотками и птичьи клетки. Вещей действительно оказалось немного – старье, рухлядь, слежавшаяся за годы и провонявшая птичьим пометом. Что было ценного – а инвалид войны Слепнев жил когда-то состоятельно, поскольку был хорошим специалистом по пушно-меховому сырью и, вероятно, приворовывал, – так вот все подходящее он давно снес на толкучку вместе с птицами, продал и пропил. У него была просторная двухкомнатная квартира на втором этаже, причем одна из комнат когда-то была кабинетом: мореным дубом были отделаны стены и потолки и повсюду – встроенные книжные шкафы под старым темным стеклом. И все это было запущено до такой степени, что напоминало пыльную деревянную нору. Часть отделки, похоже, изрубили на дрова, в шкафах же старик Слепнев держал птиц, вернее, усмирял только что пойманных, и шкафы походили на многоэтажный курятник. Николай Николаевич расхаживал по освобожденной квартире и страдал от варварства бывшего жильца.

– Где теперь взять мореный дуб? – возмущался он. – Отделку же надо восстанавливать какой была! Это же такая красота! И во что превратил, алкаш несчастный?..

Аристарх Павлович знал, где взять мореный дуб, и в другой бы раз не выдержал страданий Николая Николаевича и подсказал, однако неожиданное переселение старика Слепнева вызвало жгучую обиду за Ерашовых. Пока они собираются, пока решают, мечтают и фантазируют, Безручкин делает дело и уже отвоевал половину второго этажа. Наверняка же на этом не остановится, и Ерашовым следовало бы упредить соседа, если они хотят собраться в один дом, в родовое гнездо. Они имеют полное право!

– Палыч, может, подскажешь, где взять дуб? – не очень настойчиво спрашивал Николай Николаевич. – Ты же лесником работал. А раньше ведь лесников заставляли дуб морить. Может, есть где притопленный?

Четыре больших ствола лежало рядом, в озере, затопленные еще во время войны. Те, что немцы срубили и не успели вывезти. Николай Николаевич знать об этом не мог, поскольку переехал сюда лет пятнадцать назад, после смерти брата. И вообще о дубах никто ничего не знал теперь; о них просто забыли, и Аристарх Павлович-то вспомнил о топляках случайно – на зимней рыбалке однажды зацепился блесной, а летом потом нырнул, пощупал ногами – лежат, родимые, уже наполовину в дно вросли. Но тогда кому они были нужны?

Ничего не добившись, Безручкин отстал. Вещи старика загрузили, и благодарный Николай Николаевич достал бутылку водки и тут же, в пустой квартире, принялся угощать. Аристарх Павлович лишь пригубил, чтоб обиды не было, зато Слепнев хватил от души и совсем опьянел. Сам Безручкин уже лет десять вина в рот не брал, но осталась в нем страсть поить и потом смотреть на пьяных. Конечно, не просто так поить, а за какое-нибудь дело или услугу.

– Как у тебя жеребчик-то? – участливо поинтересовался он. – Вижу, красавец растет! А говорили – подохнет!.. Тебе надо на него документы достать. У меня есть знакомые цыгане, специалисты в этом деле. Попрошу – сделают.

Аристарх Павлович замотал головой, дескать, не нужно: не хотел соседу давать и принимать от него не хотел. Николай же Николаевич зачем-то старался сделать Аристарха Павловича зависимым, пригребал его к себе, возможно, зная о близости к семье Ерашовых.