Вот потому-то без слез не могли Океановы дщери
Ни на вид их взглянуть, ни шум ушами услышать.
Не мудрено: всегда ведь дрожат, киклопов завидев,
Ежели матери слушать не хочет девочка, тотчас
Мать в подмогу на дочь для острастки кличет киклопов —
Арга или Стеропа; тогда из укромного места
Кто выходит? Гермес, обличье вымазав сажей.
Прячется к маме на грудь и глаза накрывает руками.
Ты же, о Дева, и раньше, трехлетней еще, не страшилась.
Было: Лето на руках принесла тебя в гости к Гефесту,
Что тебя пожелал повидать, одарив для знакомства.
Ты же с пространной груди густые власы ухватила
Крепко и дернула с силой… Досель у него безволоса
Вся середина груди, как бывает, когда заведется
У мужчины в висках, оголяя кожу, лисица.
«Эй, киклопы! Живей снарядите мне лук кидонийский,
Стрелы в придачу к нему и для стрел вместительный короб.
Ведь не один Аполлон — и я Лето порожденье!
Если же мне приведется добыть стрелою иль вепря,
Молвила; сделано дело — и ты получила доспехи.
После направилась ты за сворой в Аркадию, к Пану
В сельский приют, и его ты нашла; он резал на доли
Меналийскую рысь, плодовитых сук насыщая.
Масти, а трех — огневой, одного ж пятнистого; хваткой
Крепкой впившись в загривок, хотя бы и льва они в силах
Довлачить живого на двор; а к ним он добавил
Семь собак киносурских, что вихрей быстрее и могут
Без промедленья сыскать оленя иль дикообраза
Логово и, не сбиваясь, вести по следу косули.
Вспять от Пана пойдя (а с тобою псы поспешали!),
Ты повстречала на высях, в предгорьях горы Паррасийской,
Чернокремнистой реки Анавра они неизменно, —
Ростом больше быков, а рога их златом блистали.
Тотчас ты изумилась и молвила милому сердцу:
«Вот пристойная дичь Артемиде для первой охоты!»
Псами их не травя, и в свою запрягла колесницу.
Но убежала одна, пересекши поток Келадона,179
По замышлению Геры, готовившей подвиг последний
В ней для Геракла; и скрыл беглянку холм Керинейский.
Блещут доспехи твои, колесница твоя золотая,
И золотые уздечки, богиня, вложила ты ланям.
Но куда ты свою погнала впервые упряжку?
К Тему, Фракийской горе, отколе порывы Борея
Где же ты светоч смолистый срубила и где запалила?
На Олимпе мисийском срубила; а неугасимый
Пламень, пылающий в нем, взяла от перунов отцовских.
Сколько раз ты, богиня, серебряный лук испытала?
Третий зверя лесного добыл; но четвертый не древо —
Град нечестивых мужей уметил, которые много
И над пришельцами зла совершали и над своими.
Горе тем, кого посетишь ты яростным гневом!
Старцы власы остригут, хороня сыновей; роженицы
Будут, стрелой сражены, умирать, а ежели горькой
Смерти избегнут, так явят на свет, что жить недостойно.
Но у тех, на кого ты с улыбчивой милостью призришь,
Стадо, и счастлив их дом: притом и в могилу не сходят
Прежде они, чем успеют сполна вкусить долголетья.
Распри семейной не знают они, той распри, что часто
Даже и сильные домы губила; но ставят согласно
К ним же да сопричтется и друг мой, кто друг мне по правде,
Да сопричтусь я и сам, госпожа! Тебя воспевая,
В песнях славя и брак Лето, и тебя неустанно,
И Аполлона, и все деянья твои, о богиня,
Ты возносишься быстро в небесные домы Зевеса.
Там встречает тебя у ворот Гермес Акакесий181
И принимает доспех; а добычу Феб принимает.
Впрочем, было так прежде — покуда еще не явился
С этой заботой; тиринфянин сам теперь неустанно
Подле ворот сторожит, смотря еще издали, нет ли
Тучной снеди с тобой для него. Несказанный подъемлют
Смех блаженные боги, и теща сама особливо,
Иль клыкозубого вепря влачит, ухвативши за ногу,
Своекорыстные речи меж тем к тебе обращая.
«Ты поражай вредоносных зверей, дабы человеки
Помощь узрели в тебе, как во мне; а ланям и зайцам
Сделали? Нет, кабаны, кабаны — вот пажитей гибель!
Да и в быках для людей — немалое зло. Не жалей их!» —
Молвит, а после спешит разделаться с тушей великой.
