слышали, он любит громкое и протяжное чтение. А если видел Харуна где-нибудь в другом месте, старайся не показывать этого, иначе тебе придется плохо. И впредь пытайся поступать так же — ведь халиф на торжественных приемах совсем иной, чем он бывает вечером со своими ближайшими друзьями и собеседниками.

— Спасибо, я последую твоему совету.

Они вышли в зал. У Хасана зарябило в глазах от росписи стен, пестрых ковров, разноцветной одежды собравшихся здесь — в черное имел право одеваться только тот, кто состоял на службе халифа. Человек в одежде бродяги уже сидел по правую руку в первом ряду.

— Кто он? — спросил Хасан, глазами указывая на старика; Абу-ль-Атаха повернул голову:

— Это аль-Асмаи, разве ты его не знаешь? — удивился он. — А он знает твои стихи и не раз с похвалой отзывался о них.

— Аль-Асмаи… — недоуменно протянул Хасан. — Как он изменился! Но неужели он так беден, что не может купить лучшей одежды?

— Эй, брат мой, — вздохнул Абу-ль-Атахия. — Он гордый человек и не будет попрошайничать по мелочам, а большие подарки бывают редко

— Разве он не получает жалованья из халифской казны?

— Абу-ль-Атахия, не ответив на вопрос, тихонько засмеялся:

— Сразу видно, что ты еще не знаешь здешних обычаев.

Хасан примостился в одном из задних рядов. Абу-ль-Атахия, с улыбкой кивнув ему, прошел вперед.

Сидели долго. Знакомые переговаривались вполголоса, иногда раздавался шелест страниц. Хасан сунул руку за пазуху — листы дорогой бумаги, на которых записан его мадх, бережно свернуты, но он боялся, что бумага помнется, и вынул свиток. Он знал стихи наизусть, читать по записи неприятно, но с листами чувствовал себя увереннее: было чем занять руки.

Наконец раздались тяжелые шаги телохранителей. Шум в зале затих. Вышел халиф, облаченный не в черную одежду, как на торжественных приемах, а в атласный желтый халат и мягкие сапоги, так что шел он почти неслышно.

В его походке чувствовалась какая-то кошачья гибкость. «Похож на гепарда», — подумал Хасан и тотчас же понял, почему эта мысль пришла ему в голову: за Харуном чернокожие невольники вели двух гепардов. Звери шли пружинистыми шагами, гордо подняв маленькие изящные головки. Их шкура блестела, как атласный халат халифа, а коричневые пятна походили на шелковое шитье.

Халиф небрежно уселся на невысокое сиденье, немного отставив правую ногу, гепарды улеглись перед ним.

— Кого ты представишь нам сегодня, Фадл?

— Поэт Хузейми просит милостивого разрешения повелителя прочесть стихи, в которых он хочет воспеть его, кроме того, поэт Абу Али ад-Димашки, прежде не присутствовавший на приемах, прочтет свой красноречивый мадх в честь рода Аббаса.

Харун кивнул:

— Мы послушаем аль-Хузейми.

Хасан вытянул шею, чтобы посмотреть на поэта, которого никогда не видел, хотя знал многие его стихи. Хузейми оказался неприметным худощавым человеком, он декламировал громко, высоким голосом. «Читает хорошо, но стихи холодные», — прошептал кто-то рядом с Хасаном. Он, не глядя на говорящего, кивнул. Действительно, стихи были посредственные — громкие восхваления, но ни одной новой мысли. Страх прошел, Хасану хотелось только поскорее прочитать свой мадх и уйти к ученикам — они ждут его с нетерпением.

Сначала Хасан внимательно вслушивался в стихи Хузейми, потом перестал — слова обволакивали мозг липкой паутиной, веки тяжелели; издали наблюдая за халифом, он видел, что и тот еле сдерживает зевоту. Наконец Хузейми кончил стихи и, поклонившись, сел. Хасан напрягся — сейчас его очередь.

Но в это время к Харуну наклонился смуглый человек с большим носом и сдвинутыми бровями:

— Повелитель правоверных, нам стало известно, что почтенный и ученейший Абу аль-Малик аль- Асмаи, присутствующий здесь, собирает предания и рассказы о подвигах арабов. Он записал вещи, достойные твоего внимания, и среди них жизнеописание доблестного воина арабов и поэта Антары ибн Шаддада из племени Абс.

— Джафар аль-Бармаки, — прошептали сзади.

Хасан скрипнул зубами, враги Фадла, бармекиды, не гнушаются хитростей, достойных разве что гаремных красоток! Кто такой он, Хасан, что на его пути становятся такие люди? Харун небрежно кивнул:

— Пусть он расскажет нам что-нибудь об этом герое северных арабов.

Асмаи с трудом встал. Взглянув на него, Харун поморщился — одежда старика выглядела особенно ветхой и убогой среди роскошного убранства зала.

— Пусть он расскажет, — повторил халиф.

Асмаи выпрямился и заговорил неожиданно сильным молодым голосом:

— О повелитель правоверных, и вы все, что собрались здесь, чтобы насладиться диковинками красноречивой арабской речи, повелитель правоверных приказал мне насытить его слух рассказами о подвигах его доблестных предков, и я повинуюсь ему. Знайте, что в племенах Абс и Аднан жил некогда всадник из всадников и герой из героев, чернокожий богатырь Антара ибн Шаддл. Деяния его были славными и достойными свободных арабов. Хоть был он рабом по происхождению, но своими подвигами добыл себе свободу и до самой своей смерти защищал и хранил свое племя. Но чудо из чудес в том, что охранял он своих родичей и после своей смерти, и об этом я вам хочу поведать, ибо это — дивное диво и удивительное дело.

Несмотря на охвативший его гнев, Хасан наслаждался и звучным голосом Асмаи, и его речью, живо напомнившей ему дни, проведенные в степи. Сейчас они казались лучшими в его жизни. Аль-Асмаи продолжал:

— Я расскажу вам, как Антара, погибший от раны, нанесенной отравленной стрелой, которую выпустил в него предатель Визр, спас от гибели свою жену, красавицу Аблу, и всадников-абситов, что были с ним.

Когда Антара почувствовал, что ему не вынести тягот пути, он с трудом вышел из паланкина, сел на своего верного коня Абджара и поехал со всеми. Его спутники продолжали путь, громко рыдая и причитая, а он сидел, опершись на копье, и смотрел вслед Абле и соплеменникам, а из глаз его текли слезы. Когда Абла скрылась из виду, Антара глубоко вздохнул, а потом из его груди вырвался последний хрип, и дух его покинул тело.

Абджар под ним стоял неподвижно, потому что Антара часто засыпал сидя верхом, и Абджар стоял на месте и берег сон своего хозяина. А те всадники, что преследовали абситов, думали, что Антара жив, и не знали, что он уже испил чашу смерти. Они думали, что он стоит, поджидая их, чтобы сразиться с ними. Тогда они стали говорить друг другу: «Горе вам, возвращайтесь скорее, прежде чем вас станут оплакивать ваши друзья и родичи!»

Но один из старейшин сказал: «Все это очень странно, я уверен, что Антара уже умер, потому что иначе эти долины уже гудели бы от битвы. Ведь не трус же он, чтобы стоять так и дожидаться нападения, словно он боится вступить в бой!»

Но эти всадники все еще не решались приблизиться к Антаре. А тем временем абситы углубились в степь, скрылись из глаз и оказались в безопасности, думая, что Антара все еще следует за ними на спине Абджара. А конь стоял, не двигаясь, и так продолжалось до тех пор, пока они не утомились так, что еле держались в седле. Тогда старейшина сказал им: «Горе вам, разве я не говорил, что он умер! А теперь послушайте меня, нападите на него и окружите со всех сторон. А если вы боитесь его, то пустите на Абджара мою кобылицу и посмотрите что получится».

И всадники послушались его совета. Старейшина спешился, и они пустили его кобылицу к Абджару, и когда кобылица подбежала к коню, он бросился к ней, и Антара упал с седла на землю. Тогда воины перестали опасаться и приблизились к нему, а увидев, что он мертв, воскликнули в один голос: «О доблестный герой, ты и после смерти охранял свою семью и родичей, как при жизни!»