взгляд. Она ходила среди гостей, особенно часто присаживалась рядом со знаменитым музыкантом Ибрахимом из Мосула, красавцем и весельчаком. Рубиновый перстень сверкал у нее на пальце. Подойдя к Хасану, Инан показала ему перстень и повернула голову, чтобы он смог увидеть тяжелые рубиновые серьги. Хасан пожал плечами:
— Сейчас мои руки сухи, — сказал он, — послушай, что я тебе скажу:
Инан не задумываясь ответила:
Все засмеялись, а Инан продолжала:
— Довольно, Инан, пожалей несчастного Абу Али, видишь, он сейчас заплачет, — прервал ее Хали. — Лучше скажи нам, чьи это стихи, ведь ты все знаешь:
Инан дернула плечом:
— Стыдно такого не знать — стихи принадлежат Кумейту, а дальше идет:
— Да благословит Аллах твои уста! — крикнул Хали. — Почему Бог создал тебя женщиной? Иди и садись на почетное место, ты будешь сегодня нашим судьей. И не сердись на Абу Али, он ведь не виноват, что судьба не посылает ему удачи.
— Я не сержусь, — тихо ответила Инан, глядя на Хасана.
Девушка села на самое высокое сиденье, которое придвинул ей Хали, а вокруг на подушках уселись Хали, Муслим, Васити, Раккаши, Дауд ибн Разин, которого учил Башшар, Дибиль, Абу-ш-Шис и еще кто-то, кого Хасан не мог рассмотреть. Сзади пристроились их ученики, в том числе Яхья и Абу Хиффан.
У ног Инан примостился Ибрахим, сын Эмира Хасыба, наместник Египта, с тетрадью, каламом и чернильницей — он приготовился записывать стихи самых известных поэтов. Ибрахим из Мосула сел на скамеечку пониже рядом с Инан и объявил:
— Я сложу музыку на стихи победителя и буду петь их у xалифа. Начинайте!
Ибрахим ибн Хасыб подал Инан серебряную чашу. На дне ее лежали свернутые полоски бумаги, на которых записаны имена участников состязания.
— «Муслим», — прочла Инан, развернув одну из полосок.
Поэты зашумели, возгласами подбадривая Муслима. Он встал:
— Будь благословен, сраженный красавицами, — крикнул Хали. — с сегодняшнего дня я стану называть тебя только так.
— «Абу Нувас» — прочла Инан, и все замолчали. Ибрахим, сын Хасыба, окунул калам в чернильницу.
— Ну, сраженный красавицами, я скажу в том же размере, что и ты:
Когда Хасан кончил, был слышен только лихорадочный скрип калама. Наконец Ибрахим записал стихи и восторженно крикнул:
— Он победил!
— Подожди! — остановила его Инан. — У нас еще есть участники, посмотрим, что скажут они. Дибиль!
Высокий, худощавый, похожий на степняка-кочевника, Дибиль начал:
Хали насмешливо сказал:
— Наш бедуин не может без Сельмы или Лейлы.
— Молчи! — прервала его Инан. — Здесь я судья.
Хали поклонился и подмигнул Хасану. А Инан разворачивала следующую записку:
— Абу-ш-Шис!
Застенчиво улыбнувшись, тот встал и, заложив руки за пояс, стал читать нараспев: