деторождению. И жениха заставили как следует «потрудиться», пока он не произвел требуемое зачатие.

Словом, Софье оставалось надеяться лишь на военную удачу. И шла подготовка ко второму крымскому походу. Рассылались приказы полкам, по стране собиралась «десятая деньга». Правда, генерал Гордон доказывал, что одной промежуточной базы для такой операции мало, и земляные городки с припасами для войска надо построить через каждые 4 перехода. А, кроме того, нужно заготовить и подвезти поближе к театру боев штурмовые лестницы, осадные орудия, шанцевый инструмент. Его доводов слушать не стали. Это оттянуло бы поход еще на год, а возмужание Петра торопило Софью и Голицына. А пока что настроения в Москве и в армии были не в их пользу. К дверям фаворита кто-то ночью подкинул гроб с запиской, что если второй поход будет таким же, как первый, гроб станет его домом. Стало известно, что хан собирает большое войско, вербует ногаев, черкесов, жителей черноморских городов. Он, собственно, готовился выступить против австрийцев. Но правительство, чтобы обосновать спешку, распространило версию, будто крымцы пойдут на Россию, и надо их упредить. По росписи численность армии составляла 118 тыс. чел. при 350–400 орудиях. Да Мазепа обещал привести 40 тыс. А Минаев с 3 тыс. донцов опять наносил отвлекающие удары.

Свои прежние ошибки Голицын отчасти учел. Но учел по-своему. Не стал брать тяжелую артиллерию, замедлявшую движение. А сроком сосредоточения назначил аж 1 февраля. Преодолеть степь до летнего зноя. Сколько ратников собралось под его знамена не на бумаге, а реально, осталось неизвестным. Уж наверное, после прошлой катастрофы количество «нетчиков» не убавилось. А походный порядок главнокомандующий тоже изменил. Вместо одного

приказал следовать шестью. идти вжении телег, а на ночь останавливаться укрепленнымирями, выставляя вокруг рогатки и батареи.

В авангарде двигались 2 корпуса, составленные из пол

Низового разряда во главе с Леонтьевым и Дмитриевым- и Новгородского разряда, под командованием Шеина и Барятинского. За ними шел Большой полк под руководством Голицына, состоявший из московских частей — стрельцов, полков Косагова, Змеева, Гордона. И еще з каре состояли из войск, сформированных по разрядам. Корпус Рязанского разряда вели Долгоруков и Скуратов, Севского — Неплюев, Белгородского — Шереметев. Но «обмануть природу» канцлеру не удалось. Выступили по снегу, люди страдали от хол одов. А потом грянула оттепель. Переправы через разлившиеся ручьи и реки стали сущим бедствием, Степь залило морями грязи, в которой увязали пушки, телеги. А ведь армия была жутко перегружена — каждому солдату было велено иметь с собой запасы на 4 месяца! Все это тащили на себе и в обозах. Промокшие до костей люди выбивались из сил, лошади надрывались. Только 13 апреля армия добралась до Новобогородицкой крепости. Здесь соединились с полками Мазепы, войскам раздали дополнительные пайки из завезенных в крепость припасов и зашагали дальше.

Между тем хана в Крыму не было. Он не ожидал, что русские вторично попрутся на Перекоп. После строительства Новобогородицка рассудил, что Москва перешла к более разумной тактике и будет, как делала это раньше, выдвигаться в степь укрепленными пунктами, постепенно отбирая пространство и стесняя крымцев. И едва миновала распутица, хан с войском выступил на помощь к туркам. Но в Буджаке его догнала весть о приближении Голицына, и он с 40 тыс. конницы повернул обратно. Русские же шли вдоль Днепра до р. Каирки, откуда надо было сворачивать на юг, в голую степь. Перед этим сделали остановку, пасли коней. Канцлер распорядился брать запасы воды, а для предстоящих осадных работ заготовить фашинник, колья и бревна, поскольку на дальнейшем пути леса не было. Стройматериалами до упора загружали телеги, их должны были нести на себе и пехотинцы. А разведка поймала нескольких татар, сообщивших, что хан ушел, а для защиты Крыма оставил сына, калгу Нуреддина.

От Каирки войско два дня шло по степи. 13 мая казачьи разъезды известили — приближается противник. У Нуреддина было всего 10–15 тыс. всадников, тем не менее Голицын приказал занять глухую оборону. Развернулись, как и шли, несколькими лагерями, окружившись телегами. На правом фланге — Леонтьев и Шеин, в центре — Большой полк, на левом — Мазепа, еще левее — лагеря Шереметева и Долгорукова, а в арьергарде, прикрывая Большой полк с тыла — Неплюева. Пунктуальный администратор Голицын расписал даже то, как располагать силы внутри каждого лагеря. Обозы, мол, размещать на правых флангах, прикрыв пехотой и артиллерией, а конницу на левых. Но нетрудно увидеть, насколько безграмотным было построение. Расчленение армии и пассивная оборона дали возможность татарам меньшими силами нападать на разделенные друг от друга корпуса. Лучшие части Голицын собрал в центре, вокруг себя, а фланги оставил слабыми.

А Нуреддин был не дурак и ударил как раз по флангам. Сперва атаковал лагерь Шеина. Там татар отразили пушечным и ружейным огнем. Тогда они, без противодействия с русской стороны, промчалась на противоположный фланг и налетели на лагерь Шереметева. Не с той стороны, где пехота и артиллерия, а с той, где конница. Смяли ее и ворвались в обоз. А ведь полки Белгородского разряда были когда-то лучшими! Ими командовал сам Ромодановский. Теперь же их боевое качество явно снизилось, и вдобавок корпус оказался самым малочисленным. Невиль упоминает, что Голицын вообще был бы рад, если бы Шереметев погиб. Но тот отбивался, собрав вокруг себя кого смог. Из Большого полка подошло подкрепление пехоты, и татар отбили. Нуреддин увел войско прочь, на соединение со спешившим к нему отцом.

Армия Голицына продвинулась до болотистой Черной долины, где былй пастбища и источники воды, и остановилась на отдых. Татарские отряды захватили нескольких пленных, разузнав о силах русских, и 16 мая, когда они выступили из Черной долины и прошли несколько километров, их встретил хан с 50 тыс. всадников. Канцлер опять развернул свои силы несколькими обособленными лагерями, а татары, разбившись на множество отрядов, кружили рядом. Несколько раз они атаковали русскую кавалерию, оставшуюся вне подвижных укреплений. Но пехота и артиллерия прикрывали своих конников огнем и помогали отразить врага. А потом хан, высмотрев слабые места, обрушил на них два одновременных удара. Часть татар во главе с Нуреддином ринулась на казаков, которыми командовал думный дьяк Украинцев, а другая часть — на лагерь Шереметева. Казаков сбили с позиций и погнали. Их выручил Владимир Долгоруков, контратаковавший всеми полками Рязанского корпуса и отбросивший врага. А белгородцев татары потеснили, пробились было до обоза, но на этот раз части Шереметева устояли. Он лично возглавил бой, «выказав здесь отличную храбрость, так как он человек с великими достоинствами» (Невиль) и заставил противника отступить.

На следующий день армия продвинулась до речушки Каланчак недалеко от Перекопа. Здесь канцлер приказал всем корпусам объединиться в общее каре. Снова появились татары. Но увидели, что русские встали одним большим прямоугольником, убрали за ограждение из возов даже кавалерию, ощетинились пушками, и хан атаковать не стал. Увел войско за укрепления Перекопа.

мая разъезды увидели море дыма и пламени — хан приказал сжечь предместья и селения, разросшиеся с внешней стороны Перекопского вала. А сюда подтянулась вся наша армия. Остановилась на пушечный выстрел ото рвов. Ближе не дали подойти орудия, палившие с башен. В поле начались конные стычки русских и татарских добровольцев.

Русское командование намеревалось атаковать с ходу, и пехота сразу принялась «под Перекоп шанцами приступати». Прибыли и парламентеры от хана с предложением мирных переговоров. Голицын их отверг, сославшись, что не может заключать мир без союзников. Впрочем, уловка крымцев была очевидной. Для них достаточно было потянуть время — огромное войско не могло долго стоять в степи без воды и фуража. Но когда осмотрелись и оценили ситуацию, стало ясно, что и без дополнительных затяжек положение русских очень незавидное. Взять нахрапом мощные укрепления нечего было и думать. А если начинать осаду — подходить к валам траншеями, бомбардировать (не имея тяжелых орудий), засыпать ров — это потребовало бы нескольких недель. Опять же без фуража и воды, в условиях наступившего знойного лета.

И даже если бы получилось прорвать укрепления — за ними простирались сухие степи Крыма. Хан говорил Нуреддину, что если Голицын «станет приступать, в Перекоп пустят и без бою всех поберут по рукам, а иные и сами от нужды иерсмруг». Ночью главнокомандующий собрал военный совет, и все командиры заявили: «Служить и кровь свою пролить готовы, только от безводья и безхлебья изнужились,