Я рассказал ему о Василии Иванове.

После службы на флоте Иванов работал секретарем цеховой парторганизации Николаевского судостроительного завода, а в первый день войны снова ушел добровольцем на флот. Пробыв несколько дней в Севастополе, упросил командование отправить его в Одессу.

Девять лет спустя после службы на «Марате» мы встретились в Одессе как старые друзья. Василий тут же попросил:

— Хочу в морской полк, к врагу поближе. Честь маратовца не уроню…

И вот узнаю от Митракова о тяжелом ранении политрука Иванова.

Я приехал к нему в госпиталь в Лузановку.

Осколком мины Иванову перебило три ребра. Кроме того, он получил еще два сквозных ранения. От большой потери крови сильно побледнел.

Мы долго молчали. Потом он собрался с силами и сказал:

— Вам передали?

— Да. Спасибо.

У него от напряжения лоб покрылся испариной.

Вошедший в палату лечащий врач объявил, что политрук Иванов отправляется в Центральный военно-морской госпиталь на срочную операцию.

С тяжелым чувством простился я со своим старым товарищем…

Вместе с телеграммой Ставки, жесткой и тревожной, мы получили и приятное сообщение — о незначительном, но все же пополнении. На днях из Севастополя и Новороссийска корабли должны были доставить в Одессу десять маршевых батальонов, экипированных и вооруженных.

Нужно было еще серьезнее заняться строительством оборонительных сооружений на вторых линиях и в самом городе. Вместе с А. Ф. Хреновым мы изучили все возможности Одессы и подготовили доклад Военному совету.

27 августа Военный совет поручил председателю облисполкома Кальченко немедленно провести мобилизацию мужского населения и бездетных женщин, способных работать на укреплениях. Всех граждан, привлеченных к работам, к 22 часам 28 августа разбить на команды по 100 человек. Каждые пять команд свести в отряд. В команды и отряды назначить командиров, политработников и медицинский персонал. Организовать бесперебойное питание всех работающих за счет местных средств.

В 24 часа 28 августа полковой комиссар А. И. Рыжов, работавший в группе контроля, доложил Военному совету, что строительные отряды сформированы и с утра приступят к работам.

Утром пришел транспорт «Абхазия» под охраной лидера «Ташкент»: из Севастополя прибыли хорошо вооруженные отряды моряков, группа командного состава из частей и учреждений Черноморского флота, политработники, призванные из запаса. Нам доставили также оружие, медикаменты и инженерное имущество.

Добровольцы прибыли в касках. Прежде среди моряков, воевавших в Одессе, было много раненых в голову; мы решили заменить всем бескозырки на каски и сообщили об этом в Севастополь. И все же моряки, идя в атаку, снимали каски и надевали бескозырки, хранившиеся в вещевых мешках, в противогазных сумках, а то и просто в карманах.

На рукавах флотских рубах у добровольцев четко выделялись ярко-красные звездочки.

Генерал-майор Шишенин, принимавший отряды, сразу же распределил их и направил в 1-й морской и в 54-й стрелковый полки, понесшие за последние дни самые большие потери.

Какой страх ни наводила на фашистов черная форма моряков и как ни любили ее краснофлотцы, пришлось-таки нам переодевать их в армейское обмундирование. Моряки сами убедились в целесообразности переобмундирования, хотя делали это довольно неохотно. Чтобы меньше проявлялось недовольства, мы разрешили им носить тельняшки при расстегнутом вороте гимнастерки и флотские ремни с медными бляхами, а во время передышек — бескозырки или мичманки.

Воевали же они хорошо. Недаром командиры дивизий генералы И. Е. Петров, В. Ф. Воробьев да и другие постоянно просили:

— Подбросьте морячков. Отлично дерутся — лихо и легко.

В канун прихода «Ташкента» вражеская дальнобойная батарея, обстреливавшая порт и подходные фарватеры, повредила буксир и эскадренный миноносец «Незаможник». Осколок снаряда попал в командира корабля капитан-лейтенанта Бобровникова. Тут же ему сделали перевязку, и он не сошел с мостика до тех пор, пока, согласно боевому приказу, корабль не закончил обстрела побережья, занятого противником.

С приходом «Ташкента» нам представилась возможность подавить эту батарею.

На лидере подобрали для корректировочного поста группу во главе с лейтенантом Борисенко. С большим желанием отправились моряки к переднему краю противника, хотя понимали, насколько велика опасность.

Едва лидер «Ташкент» вышел из ворот порта, как батарея противника открыла по нему огонь. Снаряды ложились сначала то недолетом, то перелетом; вскоре огонь усилился, и они стали падать совсем близко. Кораблю пришлось применить противоартиллерийский зигзаг и выйти из зоны огня, а эсминец «Смышленый» и два сторожевых катера прикрыли его дымовой завесой. Но вот корпост передал на корабль первые данные. Снаряды «Ташкента» легли левее цели. После корректировки и пристрелки «Ташкент» перешел на поражение. А в 17 часов 30 минут корпост донес: батарея врага уничтожена.

Не просто было работать корректировщикам: противник быстро засек их рацию, и в район лесопосадки, где размещался пост, полетели мины.

Но моряки продолжали передавать целеуказания и поправки. Тогда вражеские солдаты приблизились к корпосту на расстояние 80–100 метров. Моряки приняли бой, прикрыв себя огнем пулеметов, и продолжали корректировать стрельбу корабля. Когда они вернулись на лидер, им все завидовали. Артиллеристы во главе со старшим лейтенантом Н. С. Новиком тоже отличились, и, возможно, не меньше, чем они, но врага с корабля не видно было, а корректировщики встретились с ним лицом к лицу.

Моряки лидера «Ташкент» стали героями дня. Командир отряда кораблей Северо-Западного района контр-адмирал Д. Д. Вдовиченко, находившийся на «Ташкенте», объявил благодарность всему экипажу и приказал передать семафор на все корабли своего соединения: «Учитесь стрелять и вести себя под огнем противника у лидера «Ташкент».

Город и порт, хотя только на время, были спасены от артиллерийского обстрела.

Утром 30 августа «Ташкент» снова вышел на прежнюю позицию и, маневрируя на малом ходу, открыл огонь по тем районам, куда противник подтянул за ночь свежие силы. Стрельба велась интенсивно и успешно. Все увлеклись ею.

Вдруг командир корабля капитан-лейтенант Ерошенко, находясь в штурманской рубке, услышал голоса:

— Самолеты противника в зените!

Это докладывали сигнальщик Гордиенко и командир отделения строевых Цепик. Зенитные батареи открыли огонь. Ерошенко поставил рукоятку машинного телеграфа на «полный вперед» и выскочил на левое крыло мостика. Увидев, в каком направлении ведут огонь зенитчики, он скомандовал:

— Право на борт!

Корабль увеличил ход. Корма пошла влево.

Враг сбросил бомбы. Из 12 бомб крупного калибра одна взорвалась в непосредственной близости от правого борта. Корабль сильно качнуло, каскады воды обрушились на палубу. В корме с правого борта от взрыва образовалась пробоина. Была разрушена палуба пятого кубрика, но турбины продолжали работать.

Опоздай Ерошенко хотя бы на несколько секунд с поворотом — и было бы неизбежно прямое попадание.

Мы прибыли с Жуковым в порт. Бросились в глаза зияющая пробоина в кормовой части, резко деформированная палуба, разбитые надстройки, вмятины, следы пожара.

Капитан-лейтенант Ерошенко сухо доложил контрадмиралу Жукову о состоянии корабля, о действиях в бою личного состава, об убитых и раненых и о том, что пропал без вести машинист Лаушкин.

Командование Черноморского флота запросило нас, сможет ли «Ташкент» прийти своим ходом в