– Я оторвал вас.
– Заходите, пожалуйста.
Войдя, он протянул ей пакет, сказав смущенно:
– Это для вас.
Все время, пока Чарми развязывала ленточку и разворачивала коричневую обертку, стараясь не запачкать мукой то, что лежало внутри, она сознавала, что Иван стоит рядом и наблюдает за ней. Был жаркий летний день, и на Иване была гавайская рубашка,[37] заправленная в белые брюки. Верхние пуговки были расстегнуты, и в развороте она краем глаза разглядела темные волосы на его груди.
Когда пакет был наконец освобожден от оберточной бумаги, Чарми даже задохнулась. Она держала в руках застекленную литографию и смотрела на Ивана.
– Как вы узнали? – спросила она.
Он зарделся до самых корней своих по-военному коротко подстриженных волос.
– Я слышал, вы говорили мисс Робертс, что любите этого художника и что собираете его работы, потому что его стиль очень подходит к вашему новому дому. Вы упомянули как раз об этом оттиске. Ну вот, когда он мне встретился, я решил принести его вам.
– Я не знаю, что и сказать… Это… это так прекрасно! Спасибо! – вымолвила она тихо.
Они глядели друг на друга.
– Ну, тогда я пойду.
– Пожалуйста, задержитесь, выпейте чашку кофе, – сказала Чарми и стремительно убежала на кухню, чтобы он не успел отказаться.
– Я только что поставила в печь пряники, – крикнула она через плечо. – Через десять минут они будут готовы.
– Ну, – сказал Иван, заходя на кухню, – а как ваш сын?
Он огляделся, словно на самом деле хотел спросить «Где ваш сын?»
Чарми повернулась, ей хотелось сказать в ответ: «А что у вас, Иван? У вас есть сыновья или жена?» Но вместо этого она произнесла:
– Натан все лето гостит у отца. Возможно, Рон для меня был скверным мужем, но он хороший отец для нашего ребенка. После развода Рон оставил свою работу и уехал в Орегон, где открыл забегаловку на Роже-Ривер. Каждое лето Натан проводит у него несколько недель, они вместе ловят рыбу. Это хорошо для них обоих.
Иван кивнул, будто уже знал об этом, но ничего не сказал, словно понимал, как это бывает с сыновьями и экс-женами.
– А пряники здорово пахнут, – сказал он некоторое время спустя, взяв чашку кофе и добавив туда сливок. Хотя она и пригласила его сесть, он по-прежнему стоял.
– О, да! – воскликнула она, открыв плиту, чтобы взглянуть, как там пряники. – Никак не соответствуют программе «Старлайта»! Я никогда не могла соблюдать диету. Лучше оставаться толстой, я полагаю.
Она почувствовала, как он приблизился к ней.
– Пожалуйста, не говорите так. Вы великолепная женщина. Вы прекрасны такая, какая вы есть.
– Ладно, – сказала она, нервно вытирая руки о фартук, надетый поверх кафтана. Это было одно из просторных марокканских одеяний от Ханны, сшитое из хлопковой ткани, окрашенной в бежевый и винно- красный цвета. Спереди вместо пуговиц были деревянные палочки и петли.
– Боюсь, что это для меня действительно большой сюрприз. Вы тот человек, которого я меньше всего ожидала увидеть на своей кухне.
Он стоял так близко, что Чарми ощущала, как запах его одеколона смешивается с ароматом печеного теста и шоколада. На кухне вдруг стало очень жарко.
– Я рад, что вы оказались дома, – произнес он сдержанно. – Я хотел только оставить картинку и уехать.
Он сделал паузу. Она чувствовала, что его глаза охватывают ее всю так ощутимо, словно это не глаза, а руки.
– Кажется, мы никогда не оставались с вами наедине до сих пор.
«Не по моей вине», – подумала Чарми и оперлась о край кухонного стола, потому что ее ноги вдруг стали ватными.
– У вас всегда такой деловой вид. Вы появляетесь в точно назначенное время, вручаете ваш отчет Филиппе и исчезаете, – она улыбнулась, – словно Рон Рэйнджер.
Иван подошел ближе. Она видела смущение в его глазах, словно он боролся с каким-то искушением.
– Пряники пахнут замечательно.
– Это по моему собственному рецепту, – сказала она, едва слыша свой голос. – Я туда добавляю жженый сахар.
– Можно попробовать тесто? Она посмотрела на него.
– Да, конечно, – но когда Чарми потянулась к миске, Иван неожиданно притянул ее за плечи и лизнул языком уголок ее рта. Там прилипла капелька теста, она этого не заметила. Чарми замерла.
