— Эй! — крикнул Грейвенхольц. — Тебя это не касается!
— Угомонись, Лестер, — осадил его Полковник.
Мозби наклонился ближе к экрану.
— Тревис, прошу тебя, постарайся держать камеру неподвижно.
— О’кей, — просипели динамики. — Очень трудно. Не могу понять, замерзаю я или поджариваюсь.
— Постарайся.
Изображение наконец замерло, и у искателя похолодело внутри.
— Я очень устал, сэр, — раздался голос Тревиса. — Можно, я лягу?
— Конечно, — сказал Мозби. — Ты должен отдохнуть.
Человек в запыленном комбинезоне сел и тут же упал лицом вниз.
— Ты должен был позвать меня, когда произошел первый обвал. — Искатель посмотрел в глаза Грейвенхольцу. — У вас был шанс пробить наклонный штрек. А теперь слишком поздно.
— Кто-то умер и назначил тебя боссом? — огрызнулся здоровяк.
— Папочка!
Все обернулись, а влетевшая в палатку молодая женщина промчалась мимо охранников и бросилась в объятия Полковника.
— Папочка, почему ты не сказал, что вернулся?
Закари Смит обнимал ее, целуя волосы.
— Я прибыл всего несколько минут назад, Бэби.
— Все равно должен был сообщить. — Красавица возмущенно затопала каблуками, взметнув белое кружевное платье. — А тобой, Лестер Грейвенхольц, я очень недовольна. Ты тоже должен был мне сказать, что он возвращается. А теперь ты находишься в самом верху моего списка кандидатов на порку.
У громилы покраснели кончики ушей.
Полковник рассмеялся, поднял девушку и закружил. Она взвизгнула, едва ее ноги оторвались от земли, откинулась назад, и светлые, как мед, и блестящие, как шелк, волосы, пронизанные светом походных фонарей, окружили голову красавицы сияющим ореолом.
Они кружились и кружились. Полковник смеялся вместе с девушкой. На вид ей было немногим более двадцати. Достаточно высокая, загорелая до цвета пекана, с крепкой грудью. А лицо… Мозби просто представить не мог, какой красивой может быть жена Полковника. Закари Смит наконец опустил ее на землю, и они, запыхавшись, покачиваясь от головокружения, сжали друг друга в объятиях.
— Простите, забыл о приличиях, — произнес диктатор, отдуваясь. Он отвесил едва заметный поклон. — Малыш, позволь представить тебе Джона Мозби. Мистер Мозби, позвольте представить мою жену Бэби.
Красавица с улыбкой протянула искателю руку. Во взгляде ее сочетались удивление и кокетство.
— Мистер Мозби, — произнесла она, — закройте рот, пока вам на язык не сел огромный слепень.
18
Черт побери. Ракким заметил полицейскую машину, лишь въехав на площадку позади «Пиггли- Виггли». Она стояла за складским навесом, в темном месте, и не была видна с дороги. Слишком поздно. Он не мог просто развернуться и уехать, даже не заглянув в закусочную. Полицейские, вероятно, сидели внутри, наблюдая за парковкой. Они бы сразу обратили внимание на столь подозрительное поведение.
— В чем дело? — Лео уже научился быстро распознавать малейшие изменения в поведении Раккима.
Бывший фидаин проехал мимо беспорядочно расставленных грузовиков и фургонов и не без труда втиснулся на свободное место возле полноприводного дизеля с бронированной решеткой и лебедкой в кузове. По другую его сторону стояла жаровня, полная тлеющих углей, распространявшая вокруг себя аппетитный запах жареного мяса. Под ней находился огромный аварийный генератор. Фасад здания покрывала давно выгоревшая на солнце и облупившаяся желтая краска. Кроме нее в свете флюоресцентных фонарей парковки на стенах и окнах ясно различались уже засохшие потеки, оставленные пикирующими воронами.
— В чем…
Ракким наотмашь ударил толстяка ладонью.
Лео вскрикнул, схватился за щеку. На глаза его навернулись слезы.
— Ты чего?
— Что ты сейчас чувствуешь? Злость? Бессилие? — Бывший фидаин непринужденно пресек попытку толстяка дать сдачи. — Беспомощность? — Он продолжал наблюдать за площадкой. — Да, именно это чувство пожирает тебя изнутри. Так и должен чувствовать себя человек в ошейнике. — Поймав юношу за подбородок, Ракким повернул его голову. Отпечаток ладони приобрел огненно-красный оттенок. — Чернорабочими в таких кафе обычно служат люди, подобные тебе. Если кто-то из них увидел, как ты получил по морде, для него не будет секретом, что ты чувствуешь. Возможно, их сострадание окажется нам полезным. — Он выбрался из машины, захрустев гравием. — Внутри сидят местные полицейские. Не забудь, как ты должен себя вести.
Лео сжался.
— Полицейские?
Ракким щелкнул пальцами.
— Шевелись.
Пока толстяк вылезал из автомобиля, бывший фидаин успел заметить судомойку, взглянувшую на них через приподнятые жалюзи. Он по-крабьи заковылял к закусочной, сильно подволакивая ногу. Лео тащился следом, отставая на один шаг.
У входа посетителям улыбалась стоявшая на задних ногах терракотовая свинья в красных штанишках. Ракким на удачу похлопал ее по пятачку. Слой глазури на месте прикосновения вытерся от тысячи таких же похлопываний. Он усмехнулся. Все люди молятся в церкви и мечети, пытаясь подлизаться к Богу, так почему бы и ему потрогать за нос глиняную хрюшку? Вдруг в небесном вместилище удачи найдется пара капель для жаждущих вроде него.
Музыкальная система ревела «Sweet Home Alabama».[20] Ее постоянно крутили едва ли не в половине всех притонов и кабаков пояса. Как рассказывала Сара, в начале Гражданской войны песня служила боевым маршем армии южан. После заключения перемирия ходили разговоры, будто ее хотят сделать национальным гимном, однако представители других штатов пояса заартачились, и в итоге победила «Вперед, солдаты Христа».[21] Сам Ракким проголосовал бы за «Милый дом».
За первой дверью раздался тонкий писк. Клерк в оружейной комнате, слишком увлеченный игрой на карманном компьютере, даже не поднял головы. От посетителей его отделяло толстое стекло, а в стеллажах за спиной виднелись снабженные бирками дробовики, штурмовые винтовки и пистолеты. Ракким ждал. Прижатый к предплечью фидаинский нож не содержал ни единой молекулы металла. Его не брали никакие сканеры, в том числе и предназначенные для поиска оружия из графитных композитов. Наконец и вторая дверь с писком распахнулась.
Ракким походя кивнул висевшему над стойкой флагу, приложил руку к сердцу. Не слишком демонстративно. Воины-тени, впервые попав на территорию пояса, иногда вели себя чересчур патриотично. Опасная ошибка. Южане любили страну и Господа, любили так сильно, что эта любовь становилась их второй натурой, естественной, как дыхание, а излишне подчеркнутая демонстрация подобных чувств немедленно привлекала взгляды. В закусочную набились охотники, студенты и водители грузовиков. Полицейских Ракким пока нигде не увидел. Практически все, вытянув шеи, пялились на стенные экраны, где передавали репортаж с «Мадбоул XXXVI». Мониторы здесь отличались великолепным качеством. Ни один из телевизоров, официально продающихся в Исламской республике, не мог выдать