между заключенными, наблюдая прищуренными внимательными глазами за каждым их действием. Но сегодня они пропустили его в ангар, а сами остались снаружи. Очки их блестели, когда на них падал свет прожекторов, и Иене впервые увидел на их лицах улыбки. Но улыбались они не ему, а беспорядочной суете своих товарищей.

Йене знал, что нельзя терять ни минуты. Сначала бипланы. Он пробежал через весь огромный ангар, заставляя себя не смотреть вверх, на прекрасное серебряное создание, которое плавало у него над головой, и, миновав еще одни двери, оказался в ангаре поменьше. Там было ужасно холодно, как в морозильной комнате. Из-за того, что за ночь перегорело несколько лампочек, электрический свет горел тускло и призрачно. Такое происходило каждый день. Йене любовно посмотрел на два сделанных из дерева и парусины биплана и провел рукой по одному из нижних крыльев. Его поверхность сейчас показалась ему похожей на человеческую кожу.

— Скоро ты согреешься, — произнес он и услышал в своем голосе печаль.

Йене заколебался. На какую-то секунду решительность покинула его. Он еще мог отказаться. Еще не было слишком поздно.

— Лида, станешь ли ты думать обо мне хуже, если я это сделаю? — едва слышно прошептал он. — Из моего письма ты узнала, что я сотворил, и все равно помогла мне.

И вдруг, совершенно неожиданно, ощущение искренности его чувств накрыло его с головой, и впервые за столько лет, что он уже и не помнил, когда это было в последний раз, глаза его наполнились слезами. Горло его обожгло горечью, сердце сжалось. Возвратанет . Нужноидти прямо.Он не мог позволить людям в лагере Суркова умереть. Из кармана Йене вытащил два рукава, которые оторвал от своей сменной рубашки. Подошел к зеленому металлическому баку с авиационным топливом в углу ангара, вытащил пробку и окунул оба рукава до половины в жидкость. От резкого запаха у него разболелась голова. Или от горя?

На то, чтобы довести начатое до конца, потребовалось не больше пяти секунд. Он достал зажигалку, высек пламя и коснулся им сначала одного рукава, потом второго. Когда они загорелись, как факелы, он забросил их по одному в кабины бипланов, которые мгновенно вспыхнули. Пламя жадными языками облизало сиденья пилотов.

Йене лишь пару секунд смотрел, как сгорают его надежды. Потом направился к дирижаблю.

— Алексей, ты идешь?

— Нет, Игорь. Ты иди, а я тут приберу.

— Приберу? — Игорь обвел взглядом остатки побоища. — Оставь, об этих ублюдках волки позаботятся.

— Ты иди, Игорь, — повторил Алексей. — С работой своей ты хорошо справился. Я расскажу об этом Максиму.

— Пахан желает знать, что ты цел. Мне приказано отвезти тебя обратно к нему.

Слова Игоря были вежливыми, но Алексей знал наверняка, о чем в эту минуту думал вор. Он никому не позволит занять свое место рядом с паханом. Алексей даже удивлялся, что за время перестрелки ни одна из пуль Игоря не была случайно отправлена в его направлении.

— Спасибо, Игорь. Но возвращайся домой. Скоро сюда явятся несколько вооруженных отрядов.

Алексей повернулся к вору спиной и наклонился, чтобы осмотреть первое из лежащих на дороге мертвых тел. Теперь все лесные звуки прекратились, лишь ветер шевелил ветви. Нагибаясь, он чувствовал на себе его прикосновение. Дыхание леса отдавало гнилой древесиной и кровью. Поля сражений всегда навевают скорбь, но место, на котором только что закончилась небольшая бессмысленная бойня, могло разорвать сердце любому, тем более если ты сам разработал эту операцию.

Остальные оставшиеся в живых уже ушли. Те заключенные, которые решили бежать, сменили пробитое колесо и уехали в лес, те же, кто был настолько глуп, что понадеялся, что за преданность им зачтется, отправились нестройной взволнованной группой в сторону ангаров, и в лучшем случае их ждало пожизненное заключение. Воры, точно крысы, растворились в ночи, остался только Игорь.

— Возвращайся домой, Игорь, — снова сказал Алексей.

Но когда он поднял голову в очередной раз, вор уже исчез и на дороге никого не было. Чернел лишь силуэт машины. Ее разбитые фары зияли пустотой, такой же бессмысленной, каким бессмысленным был сам бой. Серов проверил пульс у каждого солдата и, не обнаружив ни одного живого, закрыл им глаза и рты, убрал оружие и уложил их в позы мира и покоя, как будто мог обмануть этим дьявола, завладевшего их душами. Однажды ему показалось, что за спиной его раздался какой-то звук, и он обернулся, всматриваясь в переменчивую, дышащую темноту.

— Лида?

Ответа не было.

— Лида?

Все та же тишина. После того как отец уехал в машине, бешено вихляющей от ямы к яме и скользящей на укатанном снегу, она не теряла времени.

— Почему ты не остановил его, Алексей?

Это все, что она сказала. И, прежде чем он смог ответить, она бросилась бежать, уверенно и красиво, как газель, обратно по дороге и скрылась в лесу, из которого появилась. Как ей удавалось что- нибудь разглядеть?

Почему ты не остановил его?

Почему?

Потому что отец должен выбирать сына. Не наоборот, Алексей стоял там и ждал, что отец выберет его, но Йене не сделал этого. Он даже не узнал его. Это не должно было иметь значения, но имело. Алексей еще долго смотрел на мертвые тела, пробормотал молитву, которую помнил с детства, потом сел в «НАМИ» и завел мотор. Затем, немного подумав, вернулся к ближайшему трупу. Это был совсем молоденький белобрысый солдатик. Со стороны могло показаться, что он мирно спит, но дыра в груди выдавала страшную правду. Алексей поднял его, усадил в машину на переднее пассажирское сиденье и, выкрутив руль, поехал между деревьями вокруг поваленной сосны. Снова выехав на дорогу, он направился на север, в сторону кирпичной стены и скрывавшегося за ним монстра.

— Выйти из машины! — гаркнул караульный, выскочив навстречу машине.

Глаза у него возбужденно бегали.

Алексей вышел.

— Ты что, сынок, не видишь, к кому обращаешься?

Солдат окинул взглядом элегантную форму стоявшего перед ним полковника и нервно втянул голову в воротник грубой шинели.

— На. — Алексей ткнул охраннику под нос документы Малофеева. — У меня сообщение от полковника Тарсенова. В лесу на дороге я наткнулся на целое побоище. Что туту вас, черт подери, происходит? У меня в машине раненый, так что давай открывай ворота. Да живее, живее!

— Есть, товарищ полковник.

Солдат козырнул и бросился выполнять приказ.

Ворота отворились.

Чан накрыл ветками колючую проволоку у основания стены. От свежего острого запаха сосновой смолы Лиде вспомнилось прошлое Рождество и мать.

— Почему не перерезать проволоку? — шепотом спросила она.