гримировались вслед за Карузо в его маленькой комнате? Как учесть все эти волнения? На каких весах взвесить все эти переживания? Если бы это удалось, то только тогда мы бы поняли, что такое труд артиста-певца и какой благодарности, какого сочувствия и уважения он достоин.

Что такое публика? Это все мы, когда сидим в зрительном зале. Можно ли согласиться с бытовавшей кое-где за кулисами поговоркой, что «публика — дура»? Только, если считать дураком шута из «Короля Лира». Он ведет себя, как дурак — говорит, что хочет, и действует несообразно прогнозам и предположениям. Но его не оторвешь от Лира, как публику от театра. Публика всегда права? Всегда, даже когда ошибается.

Публика способна перевоплощаться и менять свои вкусы в зависимости от театра, в который идет. Идет в Большой театр — одни ожидания, требования, один характер снисхождения. Идет в Камерный музыкальный — другие. Что простят Большому театру, не простят Камерному и наоборот. Идет публика в МХАТ — один «настрой», на «Айс-ревю» — другой.

Когда же публика приходит на «неизвестное», то ей надо несколько минут, чтобы настроиться на предложенные театром «условия игры» и решить, как относиться «ко всему этому». Первые минуты — настороженность, готовность полюбить, признать, поддержать, а далее — участие в спектакле, принятие его или разочарование в нем. Именно в эти мгновения решается судьба спектакля, а то и всего театра.

Публика готова в одну секунду сменить предубеждения на симпатии, она очень быстро и точно «пристраивается» к любой предложенной театром стилистике, требуя только художественной правдивости, единства логики и соблюдения принятых условий в развитии спектакля.

Искусство театра тесно и органично связано с помещением, в котором он играет свои спектакли. Гастроли коллектива на другой, незнакомой для него площадке — всегда больший или меньший компромисс. Публика чутко оценивает органичность связи искусства театра со зрительным залом, в особенности если дело идет о самобытном, оригинальном творческом коллективе. Здесь бывают и трагические случаи, и, как бы они ни были «таинственны», их надо всегда иметь в виду.

В свое время в Москве работал маленький театр под вывеской «Студия Малого театра». Им руководил Федор Николаевич Каверин — режиссер неистощимой выдумки, прекрасного вкуса, определенных и самобытных театральных принципов. Актеров в этом театре было немного, но все превосходные. Успех у театра был огромный, несмотря на то, что играл он в неудобных маленьких помещениях. Успех и привел к тому, что коллективу предоставили вновь построенное театральное здание на Берсеневской набережной (где теперь находится Театр эстрады).

Первый же спектакль, сыгранный в новом помещении, успеха не имел, возобновленные старые спектакли, ранее любимые москвичами, вниманием не пользовались. Публика отвернулась от театра, забыла его, как будто он и не существовал вовсе. Театр погиб буквально за один сезон. Почему? Коллектив остался прежним, спектакли игрались прежние, но публика не приняла его искусства в новых, неподходящих для него, «комфортабельных» условиях.

На вопрос, кто главная фигура в театре, в театральной школе следует ответить — актер, без актера театр не может существовать. Но театр уже «живет», когда человек с билетом только входит в здание, вне зависимости от того, какая там вешалка, ибо человек с билетом — уже часть публики, то есть у него уже работает воображение, рождается готовность и возможность перевоплотиться в зрителя. А актеры в это время только еще наклеивают себе усы и пудрят носы, готовят себя к единоборству с публикой. Спектакль — двусторонний процесс: актеры — публика — актеры. Если этой связи нет — нет и спектакля. Нарушить ее, кстати, очень просто — шепните соседу, что ему придется написать на спектакль рецензию — и все, он выключен из орбиты сотворцов спектакля.

Любопытно следить за процессом перевоплощения «человека с билетом» в зрителя в Большом театре. Огромный и торжественный зал ждет. Человек с билетом, входя в него, подчиняется этому общему ожиданию и предвкушает впечатления, располагаясь в кресле. Он уже в новой атмосфере, он наслаждается залом («какая красота!»). Забываются волнения, спешка, заботы, хлопоты. Он освобождает себя для восприятия чего-то нового, пока неизвестного. Тут и оркестр помогает: музыканты что-то пробуют, «прелюдируют», но что? Зрители этого еще не знают. Во всем этом есть что-то прекрасно- загадочное. Так, спектакль еще не начался, а первое и решающее событие уже свершилось — перевоплощение в зрителя, зрителя специфического, зрителя Большого театра.

В других театрах этот процесс проходит иначе, но и там он непременно существует. Сходя в подвал Московского камерного театра, зритель смущенно удивляется: «Как, здесь?»

Даже у тех, кто опаздывает, досасывая на ходу сигарету, кто только что достал билет, поругавшись из-за него с десятком милых людей, виноватых только в том, что они тоже хотят попасть на спектакль, — даже у них есть минута для перевоплощения. А театр этому процессу помогает: звучат звонки, или медленно тушится свет, или выходит еще молчащий, но уже действующий артист, или… да мало ли у театра способов для того, чтобы дать «знак для «начала»?

Если публика в театр не придет, театр не состоится, пусть актер выходит на сцену, играет, поет… театра нет! Известный американский антрепренер Сол Юрок любил говорить: «Если публика в театр не пошла, ее уже… ничем не остановишь!»

А пока театр готовит новый спектакль, театр есть? Нет, как творческое, художественное явление он появляется только при первой встрече с публикой, которая поставит на премьере точку, многоточие, знак вопроса или восклицания. Что именно — никто не знает! Репетиции — долгий процесс подготовки к рождению художественного явления. Встреча с публикой — момент этого рождения и оценка его.

Конечно, есть режиссеры, заранее программирующие успех или неуспех представления, даже пытающиеся влиять на него — это чаще всего слуги стереотипа, не желающие из-за неожиданностей рисковать своим престижем. Публика как будто тоже ожидает от театра стереотип, любит поругивать «новшества», но не будь этих «новшеств», она начнет скучать и перестанет ходить в театр, ей будет неинтересно. Более того, публика мгновенно понимает и принимает эти самые «новшества» и даже часто проясняет их смысл самим создателям. Вот какие «противоречия» бывают в театре!

Все это я говорю для того, чтобы установить простую истину — публика есть решающий, первостепенный компонент и фактор существования театрального искусства.

Публика — живое существо со своим характером, мудростью, капризами, жестокостью и фантастической расположенностью к искусству.

Молодой Московский Камерный музыкальный театр не имел «своего угла» и был вынужден ездить на гастроли в другие города, где администрация не считала этот театр достойным внимания, а потому не тратилась на афиши и объявления. В огромном помещении какого-нибудь профсоюзного клуба, каких теперь много, давался спектакль. В зале не более двадцати человек, из них двое — четверо возмущенные («Разве это опера?») уходили тут же. Остальные шестнадцать — восемнадцать загадочно сидели в тысячеместном зале и в конце спектакля устраивали настоящую овацию артистам. На последнем спектакле гастролей зал был полон, а за кулисами и на улице зрители с доброй улыбкой спрашивали: «Когда еще приедете?» Но чем измерить горечь первых дней равнодушия, настоящую боль при виде уходящих со спектакля («Разве это опера?») двух — четырех лишенных любопытства зрителей? Сколько надо терпеть, незаслуженно терпеть, прежде чем увидишь очередь жаждущих купить «билетик». Но это и есть процесс формирования новой художественной потребности зрителя, созданной театром.

Завоевание зрителя — необходимое условие жизни театра. И каждый вечер все надо начинать заново. Заполненный зрительный зал есть показатель художественной значимости театрального организма, ценности его творчества.

Отсюда вывод: постоянное изучение публики для режиссера так же важно, как стремление увидеть свет маяка в ночном море для капитана корабля. Успех театра не стабилен, каждый вечер таит загадку, каждый вечер театр сдает экзамен, и экзаменационной комиссией является публика. Значит, ее надо знать, учитывать ее потребности, предвидеть их, у нее надо учиться, по ней ориентироваться, чтобы для нее же