жены его не стало.

Иногда думаю вслух. Стою и думаю, а потом замечаю, что окружающие, скажем так, в вагоне метро как-то странно на тебя смотрят. В этом случае надо сказать слово «бля» – немедленно у всех пропадает к тебе интерес.

Я только одного не понимаю: как после песен о холокосте можно потом искать по столам спиртное?

Объясните мне. Значит, поем мы, и это дело совершенно отдельно от того, что потом взоры разгораются при виде еды?

И румянец жадности покрывает лицо до колен.

И зубы лязгают.

И желудок пускает сок.

А разговоры-то какие – все больше умные, все больше половые.

Американцы – это наш противник. Неуважение к противнику – первый шаг к поражению. А стенания по поводу того, что они, мол, к нам в тер-воды лезут, вообще неприличны. Они-то лезут, а вы-то на что? Для того и существует флот, чтоб это «лезут» пресекать. Это работа у них такая «лезть», а у вас работа их гонять. Не будут они «лезть», и вы останетесь без работы, а так – все при деле. И правильно они «лезут», чтоб вам служба медом не казалась.

Между прочим, и мы «лезли» и «лезем». Есть у тебя разведывательные, противолодочные лодки – «лезь». Попался – грош тебе цена, а они молодцы, обнаружили тебя и загоняли до смерти.

Теща с тестем уезжали из Баку уже после январских событий. Они досидели до конца. Сколько мы раз им говорили: уезжайте, пока не поздно, и вот они наконец собрались. Контейнер на вокзале им помогли достать знакомые азербайджанцы. Теща проработала на Бакинской железной дороге сорок лет, так что знала там нормальных людей.

Уезжали они вместе с тетей Люсей и дядей Гамлетом – эти тоже сидели до последнего.

Дядя Гамлет много лет проработал в милиции, так что им дали сопровождающих милиционеров – одного русского и одного азербайджанца.

Те им советовали: если вас в дороге будут обыскивать, не сопротивляйтесь, нас двое, и нам с ними не справиться, а вас выбросят из вагона.

Так они и ехали до Кафана. А куда им еще ехать? Родственники только там.

Мы с Натой в то время жили уже в Ленинграде, но у нас еще не было своего угла.

Дядя Армен позвал всех к себе, вот и поехали.

По дороге их обыскали. По вагону бегали молодые возбужденные парни. Они были из какого-то азербайджанского национального фронта, а может, и не из фронта – все равно они вывернули стариков наизнанку. А что у них есть – кастрюли? Все перерыли и разбросали все вещи по вагону. Ничего не нашли.

Говорили, что ищут оружие.

Деньги, наверное, искали, какое у стариков оружие.

Теща потом говорила, что, когда все закончилось, она как заново родилась.

Они устроились в Каджаране.

Дядя Армен в высоком точечном доме нашел им квартиру.

Потом мы привезли им туда Сашку, да и сами приехали, навестили.

Летели самолетом до Еревана, а потом – на перекладных до Каджарана. Путь через Баку нам теперь был заказан, там шла война.

Война чувствовалась и здесь – плохо с продуктами, но хлеб есть.

Очередей за хлебом целых две: в одной стоят мужчины, в другой – только женщины. У прилавка обе очереди встречаются и начинают толкаться. Меня теща попросила купить хлеб, я пошел и встал в ту очередь, что поменьше. Там стояли одни женщины. Обе очереди уставились на меня. Наконец ко мне подошел один старик и спросил по-русски: «Откуда ты?» – «Я из Ленинграда!» – «А! Из Ленинграда? – и, повернувшись ко всем, будто они не слышали: – Он из Ленинграда! Пусть без очереди возьмет!» – и мне дали хлеб без очереди.

Оказывается, в очереди можно стоять только за мужчинами, а за женщинами – неприлично.

«Почему?» – спросил я тещу. – «А ты же к ним будешь прижиматься!» – «А к мужчинам, выходит, можно прижиматься?» – Теща смеется: «К мужчинам можно!»

Дома теща всех кормит, тесть работает – приносит домой деньги. У тестя золотые руки, он нигде не пропадет.

Теща дружит с соседями. Где бы она ни жила, она дружит с соседями – это у нее бакинская привычка.

Соседская девочка приходит играть с Сашкой. У нее церебральный паралич, говорит и двигается она с трудом, но дети есть дети, они своих несчастий пока не замечают. Они с Сашкой весело бегают вокруг стола, играют в ловитки, смеются и визжат.

От другой соседки заходит маленькая и серьезная девочка Миле. Он еле до стола достает. Как-то теща купила рыбу, положила ее на стол, а хвост этой рыбы со стола свешивался. Миле подошла и откусила этот хвост. Рыба была сырой, свежезамороженной, она только-только оттаяла, и теща собиралась ее разделывать, и тут Миле отхватила ей хвост.

Все вскричали: «Миле! Что ты делаешь?!!» – а Миле в этот момент как раз и проглотила этот кусок, усердно помогая себе головой.

Я, конечно же, сразу по приезде отправился в горы за шиповником. За мной увязалась Сильва – жена брата жены Гасика и еще одна девушка, тоже чья-то жена.

Сильва оставила моей жене свою маленькую дочку и немедленно со мной умотала.

Ходили мы долго, почти заблудились, пока вышли к дороге.

С дороги нас должен был подобрать Гасик на свой машине.

– Где же твой Гасик? – спрашивал я у Сильвы.

– Гасик– пися! – говорила она. («Пися» – значит «плохой».)

– Вот именно пися твой Гасик! – донимал я Сильву, пока наконец за нами не приехал Борик.

Дома мы узнаем, что дочь Сильвы орала и отказывалась что-либо есть, потому что она до сих пор сосет только грудь. Подходящей груди рядом не было, и моя жена совсем извелась, пытаясь впихнуть в нее молоко в бутылке с соской.

Пришла Гаяна, жена Борика, посмотрела на все эти мучения, отняла у моей жены ребенка, воткнула ей соску в рот и зажала ей нос.

Девочка сначала захлебнулась, но потом начала сосать.

– Она же захлебнется! – вскричала моя жена, на что ей Гаяна совершенно спокойно заметила: «Не сдохнет!»

Вот так здесь растут дети.

Мы еще какое-то время погостили в этом замечательном крае, а потом поехали к себе в Питер.

«Дорогой Му! Обращение к Вам сродни обращению к солнцу, в отличие от которого, вы греете всегда. Так ли у вас все ладно? Живы ли ваши враги, отсутствие коих можно отнести к недостатку внимания со стороны властей? Выражаю надежду, что они все здоровы, здоровы их близкие и скот.

Там рядом с вами где-то должен шляться некто Ва. Он вчера спросил у Ве, почему меня не было на Дне нашей Великой Победы и скоро ли я приеду. Скажите ему от меня волшебное слово «блядь» и еще два слова: «Приглашать надо».

Засим остаюсь, с неизменным почтением,

Ваш Ап!»

Кстати, о «К-19». Экипаж с нее снимали два еврея. Шло учение и на их «SOS» откликнулись только две дизелюхи. У них командирами были евреи. В те времена случались командиры с такой национальностью. Потом – нет, а тогда – пожалуйста. Были даже еврейские экипажи. Рассказывали, что это так кадровики шутили: если командир еврей, то они собирали ему на экипаже всех евреев. Может, и вранье про кадровиков, но уж очень на правду похоже.

В разгар учений к аварийной «К-19» осмелились подойти именно эти два командира. Они нарушили