ему с ужасным выражением лица, – пока я не даю им сесть, немедленно ешь ветчину».

Потом одна оса долго надо мной летала, пока не выбрала середину моих штанов – ее интересовала моя промежность, там она и зависла.

Не понимаю, зачем ей моя промежность?

Уже больше года, как ушла из жизни Елизавета Алексеевна Даль.

Это внучка Эйхенбаума. Того самого «железного кузнечика», друга Шкловского. Когда-то он порекомендовал Эмме Герштейн заняться Лермонтовым, и она занялась, открыла интреснийшие вещи. Кружок шестнадцати. Так бывает.

А Лиза потом вышла замуж за знаменитого Олега Даля, заболела астмой, переехала в Москву, а после его смерти превратила их квартиру в музей – по всем стенам его фотографии.

«Сюда приходят люди посмотреть, как жил Олег», – говорила она мне.

Мы сидели на кухне, и по комнатам ходил взволнованный пушистый черный кот.

Он все пытался выяснить: надолго ли я тут обосновался.

Каким-то образом он выяснил – не надолго – и успокоился.

Мы хотели издавать «Моего временника» ее деда, вот я и пришел к Елизавете Алексеевне.

Мы пили чай.

Я приходил к ней потом несколько раз. Она любила чай с сухофруктами. Я покупал ей курагу, изюм, орешки, лущеные семечки.

«Как в детстве, – говорила она про семечки, – мы семечки грызли, а ядрышки складывали в кучку, а потом всю кучку в рот и жуешь – вкусно!»

Как приезжал в Москву, так звонил ей, говорил: «Елизавета Алексеевна, я в Москве, сделать ничего нельзя, потому что я иду к вам. Вам можно выпить вина?»

Обычно я приносил бутылочку «Каберне», и мы с ней выпивали по бокалу. Она совсем не выходила на улицу, ей там становилось плохо. Денег особенных у нее тоже не водилось, поэтому я втихаря оставлял ей немного, сверху, на холодильнике. Она обнаруживала и звонила мне в Питер: «Саша! Как вам не стыдно! Я нашла деньги!»

Она задыхалась, много курила. «Вам же нельзя!» – пытался этому воспрепятствовать я.

«А доктор сказал, чтоб я не меняла образ жизни! – вот такой ответ.

А потом она рассказывала, как к ней сватался Даль и как они дружили с Виктором Конецким.

Ей приносила какие-то средства для жизни Анастасия Вертинская, «Настя», как она ее называла. Святой человек.

«У нее есть фонд, и она из этого фонда дает нам небольшую прибавку к пенсии. Вдовам артистов. А еще лекарства. И вдове Марка Бернеса она тоже дает деньги. А еще ей Павел Бородин, знаете, тот, что в Кремле, обещал нас в санаторий направить!»

Не попала она в санаторий. Что-то не получилось. А Анастасия Вертинская действительно святой человек.

Мы столкнулись с ней почти в прихожей. Я уходил, а она пришла, принесла Лизе содержание от своего фонда.

«Про Настю говорят, что она за наш счет наживается, а я считаю, что все это ерунда! – говорила Лиза. Она совсем была не против того, чтоб ее звали Лизой. Я тоже считал, что все это ерунда.

Она называла свою маму Ольгой. Она говорила: «Олег очень любил Ольгу».

Изюм она промывала под водой чуть-чуть: «Немножко грязи полезно для желудка!»

Вместе с ней жила какая-то девушка, совсем не родственница.

«Мне одной было бы одиноко. А потом ей все достанется. Она сохранит музей Олега. Знаете сколько людей приходит посмотреть?»

Мы издали книгу ее деда, и все никак не могли ей переправить авторские экземпляры, потом переправили, да не на тот склад, и я слезно просил Диму Муратова, главного редактора «Новой газеты» привезти ей книги, и книги ей привезли, вошел к ней замечательный Роберт с книгами, с арбузом, с фруктами. Вот радости-то было.

А потом она пыталась много раз позвонить Муратову и поблагодарить; и позвонила она как-то своей знакомой журналистке, Зое Ерошок, но та дала свой мобильный телефон сестре, что лежала в одной московской больнице; а та сестра приехала из Краснодара, и той сестре недавно сделали операцию – у нее был рак груди – и врач сказал, что нужно чудо, потому что она совсем не хочет жить; и Лиза позвонила, в поисках Муратова, сказала, кто она и по какому поводу, а та очень обрадовалась, и они поговорили, и оказалось, что эта женщина встречалась с Олегом Далем где-то там, давным-давно, далеко на юге; и они долго разговаривали на эту тему, вспоминали, и именно этих воспоминаний, как потом выяснилось, Лизе и не хватало, так как она готовила книгу об Олеге, а на следующий день врач ту женщину в больнице не узнал – человек совершенно преобразился, захотел жить.

Муратов мне по этому случаю позвонил и сказал, что Бог есть.

А я ему сказал, что тоже так думаю.

А потом мне передали, что Лиза умерла. Сразу сжалось внутри. Так как-то не звонил я ей, не звонил, а потом она вот умерла.

Не люблю могилы.

И все эти процессии, венки, слова.

Лучше в памяти.

Пусть лучше я буду думать, что это просто я такая зараза и давно не звоню Лизе Даль и что в любой момент я могу позвонить, и она возьмет трубку и скажет мне: «Я слушаю!»

События в Беслане. Поразительная беспомощность спецслужб.

Нас учили, что схема нападения и обороны любого объекта должна быть.

Нужно наружное наблюдение кинокамерами – ставьте, нужны собаки – давайте собак, нужны металлоискатели – будьте любезны, обеспечьте. Граница у вас прозрачная – сделайте ее непрозрачной.

Существует наблюдение из космоса. Оно давно существует. Еще в 1973 году нам было известно, что со спутника можно сфотографировать даже спичечный коробок на плацу. Я уже не говорю о лагерях подготовки террористов в Афганистане.

Мешает лес – есть съемка в инфракрасных лучах. Поверьте, на этой планете очень трудно спрятаться. И все эти разговоры о том, что найти не могут, – от лукавого.

Мир, по моим скромным наблюдениям, уже не ездит из кишлака в кишлак на ослах.

Мир пользуется телефонами, самолетами, компьютерами, банками и прочими благами.

Людоеды, вампиры, упыри – можно называть как угодно. Их надо найти.

Хакеры могут найти все. Если они до сих пор не нашли источники финансирования, значит, человечество нанимало не тех хакеров. Надо нанять тех. Они есть. Они существуют. Просто их пока за ненадобностью сажают в тюрьму.

Если сажают русского мальчонку в Лондоне за то, что он каждые пять минут взламывал банковские коды и добирался до денег, то, наверное, с ним можно быстренько договориться, и он поработает на все человечество. Он найдет вам то, что вы хотите. Только задачу правильно сформулируйте.

А вот если вы не можете сформулировать задачу мальчонке, то это другое дело.

Это и называется чудовищной некомпетентностью.

Меня этот митинг достал. Просто приступ пошлости какой-то.

Я провел три дня у телевизора, крепился изо всех сил, чтоб ничего такого не сказать, но этот Первомай я смотреть не мог.

В Риме люди молча прошли со свечами. Молча. По-человечески. Без мэрской координации. Между прочим, 150 тыс. человек. А в многомиллионной Москве вышло 100 тыс.

А по телевизору – слюни по поводу очередей на сдачу донорской крови.

Вот чем мы теперь гордимся каждые пять минут.

А в московском метро слышали разговоры: «Эти устраивают бойню, а наши митингами прикрываются. А мы, как бараны, идем».

В России всегда было: поговорили – дело сделали. Да лучше б они не говорили, лучше б онемели вовсе.