Тридцать восемь – это средний возраст командиров лодок, и командиры лодок в море почти не спят. А походы могут быть по девяносто суток, и их может быть два в году, а еще дежурства, ракетные и торпедные стрельбы и множество коротких выходов в море – 240–250—270 суток ходовых, и так можно служить лет по десять подряд.
В тридцать девять лет после автономки невозможно проснуться. То есть ты сошел на берег, домой, а наутро не можешь встать. Ты понимаешь, что встать надо, но голова мотается по подушке, и глаз не открыть, и все тело вдруг наливается свинцом.
Так что подводники – это дело молодое.
А что будет, если годами не плавали, не тренировались, да и техника строилась не пойми сколько лет, а потом вдруг на нее посадили экипаж да как начали его гонять, гонять, гонять, отрабатывать, чтоб они света божьего не видели, «за себя и за того парня», чтоб скомпенсировать нехватку и то, что все уже давно сгнило и годами не ремонтировалось, что все растащено и продано?
Что будет, если вдруг понеслись, побежали, как с горы, вперед, вперед, вперед?
Если только пришли с моря, а их опять, и опять, и опять в море?
Отвечаем: будет «Курск».
И он будет не последним.
Потому что все не для людей.
А если не для людей, то зачем это все?
Мечта: улица, по ней идет много людей, и все они улыбаются. И каждый улыбается чему-то тому, что у него внутри, и друг друга они почти не замечают: идут и не сталкиваются. Хотел бы я оказаться на такой улице. Я бы тоже улыбался.
Еще раз для тех, кто не понял: на мой взгляд, торпедирование нашего «Курска» американцами, мягко говоря, маловероятно.
А грубо говоря – это ужасная, дикая, полная туфта.
Представьте себе: «Курск» готовится к торпедным стрельбам. Экипаж сидит больше суток по тревоге, район закрыт и охраняется, а это значит, что кроме условной цели («Петр Великий») там еще полным-полно кораблей, в том числе и кораблей ОВР (охрана водного района), и все они работают в активном режиме ГАС (гидроакустическая станция). То есть «спрятаться друг за друга» и «выдать две лодки за одну» никакому американцу не удастся. Все знают: на границе района БП (боевой подготовки) болтаются такие-то и такие-то подводные лодки и корабли НАТО.
Об этом известно. Всем!
И как только одна из лодок начинает маневрировать с какой-то там целью и заходит в нос «Курску», ее тут же начинают выдворять из района. Пусть даже забрасывая ее боевыми глубинными бомбами. Для тех, кто не понял: по ней устроят БОЕВОЕ БОМБОМЕТАНИЕ.
Решатся ли на это американцы? Отвечаем: нет, они не идиоты.
И не надо так про американцев думать, что кто-то там вдруг сошел с ума.
Все хотят домой, в Майами, к майамской маме.
И потом, что это: «Толедо» после столкновения «Мемфиса» с «Курском» посчитал, что на «Мемфис» напали, и торпедировал «Курск», в борту которого мы видим пробоину»?
Для торпеды, пусть даже выпущенной из «Толедо», в этой каше («Мемфис», воткнувшийся в «Курск») все равно, кто перед ней – свой, чужой или и свой и чужой. Она жахнет ОБОИХ. Или кого попало. Того, кто ей больше понравится.
И еще: современные торпеды (и наши, и американские) не «пробивают борт в районе 2-го и 3-го отсека». Они взрываются или под, или рядом с лодкой, взрывом убирая из-под нее воду. Таким образом лодка получает трещину (или пробоину) под сминающим воздействием на нее толщи воды.
И еще: торпедный залп ни с того ни с сего невозможен. К нему надо готовиться. На него надо иметь разрешение. Это принято и у нас, и у американцев, и вообще во всем мире это так принято. Никому не нужны конфликты.
На нашем флоте – получаем сигнал по радио на применение оружия. Этот сигнал поступает только от Верховного Главнокомандующего. Из Москвы. Сигнал получают, сличают, достают боевое распоряжение (присутствуют: командир, зам, старпом, особист– куча народу), переходят на новые таблицы связи, объявляют боевую тревогу).
Все это время, и немалое.
Подготовка торпедных аппаратов к выстрелу – это примерно 2–3 минуты (боевые торпеды (не ядерные) уже в дежурных торпедных аппаратах), надо открыть крышки торпедных аппаратов и кольцевые зазоры заполнить водой.
Потом находим цель, например она – «справа тридцать».
Потом определяются элементы движения цели – пеленг (лучше два-три пеленга) и дистанция (акустика в активном режиме) – это все примерно 10 минут.
То есть всего от состояния полудремы (боевая готовность № 2) до пуска торпеды (война), пройдет не менее 13 минут!
И у американцев не меньше.
Если же командиру дали задание на торпедирование (особый режим, проще говоря, война), то от обнаружения цели (мы в засаде с открытыми крышками торпедных аппаратов и заполненным кольцевым зазором) до пуска торпеды не менее 2–3 минут.
То есть «замешкаться, испугаться, перепутать и выпустить торпеду по «Курску»» командир «Толедо» просто не мог.
За время, необходимое для подготовки к залпу в мирные дни, любой дурак придет в себя. А я американцев дураками не считаю.
С добавлением «жопы с пеплом» литературная ценность моего опуса сильно возросла.
«Жопа с пеплом» – это такой перл, от которого не скоро отойдешь.
Можно, конечно, попросить у вдохновения еще что-нибудь, но классики же никогда не просят: тут «гордый лик и глаз сверканье наш путь наметят навсегда».
Насчет нашей сексуальной ориентации.
У всех женщин глаза разгораются, откуда ни возьмись появляется тонус, щеки розовеют, из ноздрей жар, чуть только разговоры заходят о чьей-либо там ориентации.
Просто пекутся они о нас.
Ребята! Ну я не могу! Ну как август, так у вас что-то тонет. Ну почему август- то? Почему не другой месяц? Такое впечатление, что Господь Бог мой любимый хочет вам все время что-то сказать. Вот поэтому август.
Он хочет—а вы его не хотите. Не слышите вы его.
А может, нам отменить август? А? Ну, я не знаю, отменили же 13-е этажи в некоторых отелях. Ну нет у них 13-х этажей – и все замечательно! Все просто отлично!
А мы отменим август, и после июля у нас на флоте сразу же наступит сентябрь.
Ой, блин! Погружается батискаф, но на нем не три человека, а, скажем, семь.
И у нас так всегда. Всегда было больше людей, чем это предусмотрено проектом.
А кислорода, естественно, получается на них меньше. Еда есть на всякий случай, а вот с воздухом-то беда.
И с температурой беда. Пять градусов жары. Это, я вам доложу, при неподвижности-то…
То есть когда плывем, внутри почти сорок (или у нас что-то случилось с охлаждением и оно, резко получшев, теперь дает не сорок, а двадцать пять), а потом сразу пять?
И конечно, у них есть водолазные костюмы и свитеры… но неподвижность, люди, они там почти недвижимы…
И все это длится уже несколько суток.
Поехали и намотали на винты.
А скафандр уникальный на триста метров погружения при этом бесполезен, как ведро на веревке, потому что подводных кусачек ровно в этом месте все равно нет. Не случились они под руками, чтобы перекусить тот трос с сетью, что им на винты намотался.
