Если детонирует, то сразу, практически одновременно с первым взрывом торпеды.
Почему не подняли носовую часть?
Загадка. Для меня загадка.
Трудности подъема? Гм… как бы это получше… ну, скажем так: чушь.
То есть почему-то порезали и подняли корму, а нос все еще лежит.
И еще нос показывали сто раз по телевизору, и каждый раз в нем была новая дырка.
По американцам. Могли они стрелять? Могли, если только они окончательно спятили.
Может, они и спятили – черт их знает, но только шум торпеды слышали бы все – 20 миль или 40 миль до «Петра Великого» – все равно.
И потом, все эти маневры – прятались, да потом как вылезли, да в нос зашли, да потом как налезли – ну… это просто родео какое-то. Неужели на «Курске» не отследили такую бешеную вокруг себя возню? Сомневаюсь я, однако.
В такой опасной близи маневрируют целых две (!) лодки, и никто никому не докладывает, не принимает мер к удалению их за границы района? Фантастика. Может быть, конечно, но уж очень фантастично.
Конечно, все, что выстроено в этом фильме, выглядит куда более логичным, чем то, что называлось потом «выводами комиссии» и «спасательной операцией», но что тут поделать.
Есть такое русское слово «бестолочь», то есть «без толку толочь» – что означает тщетность огромных, гигантских усилий, когда гора рождает мышь, когда все, что делается, в том числе и чудовищные финансовые и человеческие потери, – все это приходит к ничтожному результату.
Думаю, слово «бестолочь» и определяет все, что как-то связано с историей гибели «Курска» и последующим «спасением» оставшихся в живых членов его экипажа.
Поэтический стиль поведения – это когда двое пошли в ресторан, а один решил не заплатить и ушел, или он хотел заплатить, но долго проверял съеденное, или он проверял не только съеденное, но и сдачу.
Или вот еще что: хочется человеку мороженое. Он говорит: «Подожди, я мороженое куплю» – подходит, выбирает-выбирает-выбирает, заставляет бедную продавщицу все перетряхнуть, выбрал, теперь поворачивается к тебе и изрекает: «У тебя рубля нет?»
Или еще бывает так…
Вы собрались в гости, купили бутылку, пошли. «Стой! – говорит он перед дверью. – Дай сюда!» – и выпивает ее из горла до половины, потом протягивает тебе, но ты не хочешь, и тогда он ее допивает, после чего вы вваливаетесь в комнату, где на столе приготовлена всякая всячина, он пьян через секунду, говорит хозяйке, имея в виду хозяина: «А где этот?» – «За водой пошел». – После чего он сморкается и засыпает на диване.
А если пригласили на банкет, то он придет с сумкой и минут через двадцать начнет незаметно в нее еду складывать.
А еще он звонит в три часа ночи и предлагает купить у него столик за двести пятьдесят долларов – старинный, инкрустированный, который ему подарила одна старушенция.
Или он звонит и говорит: «Я этого не люблю, потому что он жлоб и бездарен».
А ты у него спрашиваешь, что подразумевается под словом «жлоб», на что он замечает: «Жлоб – это жлоб!»
Или он выходит от тебя в дождь, а ты ему даешь зонтик, с которым теперь можно попрощаться.
Или он в подворотне нассыт.
Наткнулся на слово «сущий» и подумал, что там пропущена еще одна буква «с». Этому слову памятник бы поставить.
А есть еще слово «везде ссущий», которое мне куда больше нравится, но – увы нам – не дождешься, конечно, чтоб где-либо этому еще более правильному и еще более исконно русскому слову что либо установили.
А хороший был бы памятник – «Везде ссущему».
Его бы Церетели поручить.
И чтоб непременно фонтаны.
И чтоб во все стороны.
Из меди.
Люблю фонтаны из меди.
Не успел подумать, как прислали сообщение, что в Курске поставили памятник (60 сантиметров высотой) соловью. Надпись под ним гласит: «Соловей сущий».
Просто мистика какая-то.
Ну что ты опять распереживался?
Ты же на отдыхе, вот и отдыхай. Давай подышим спокойно: раз-два, вдох-выдох.
Только спокойно надо дышать, и тогда все будет в порядке. В полном.
Ты приехал на отдых. А сын твой приехал с тобой. Ему уже восемнадцать лет. Имеет право не замечать папу. Хотя бы на отдыхе.
Ну и что, что он не пришел ночью в номер? Ну и что? У них танцы до утра, потом – свои дела, а ты спи, спокойно спи. Закрыл глаза – и баюшки!
Что? Не можешь закрыть глаза? Ну тогда вставай и ходи по территории этого отеля.
Тебе, наверное, обидно, что он сидит со сверстниками и о чем-то болтает?
Да о чем они могут болтать?
А все-таки, согласись, что тебе обидно. Просто тебе обидно, что ты так мало для него значишь. И он может бросить тебя в любую минуту. Разменять на мелочь. Я тебя понимаю.
А хорошо, когда сам понимаешь, что в тебе происходит.
А может, и плохо это. Уж лучше как животное – ни черта не понимать.
Но ведь это когда-то случится – он уйдет, и это всегда будет внезапно, всегда вдруг.
Надо было к этому готовиться, а ты вот прошляпил момент.
И почему ты всегда ко всему не готов?
Ну что тебе еще сказать? Ты умный, придумаешь чего-нибудь. Например, вы встретитесь утром на завтраке, и ты ему скажешь: «Ну, как дела, сын? Как прошла ночь? У тебя все хорошо?»
Только не надо этих твоих попреков. Он же сам боится, что вот сейчас они и начнутся.
А без попреков хорошо. И все у вас ладно. Главное – не отворачиваться друг от друга.
Они, молодые, отворачиваются легко.
Ты же сам легко отворачивался от людей. Вспомнил? Вот! Теперь не твоя очередь. Твой собственный сын от тебя отвернется и будет считать, что он во всем прав.
Да, он прав, конечно. Наверное, это старость. Она так к тебе подбирается. Как кот. А потом – прыг из кустов – и укол боли.
Больно тебе.
А ты сам виноват – думаешь о боли. О боли нельзя думать. Подумал – и она тут как тут.
И не ходи за ним, как побитая собака. Ты – сильный, тебе все нипочем.
И не надо дуть губки. Ты же мужик. Мужики не дуются.
Пройдет. Все пройдет.
А со стороны можно за ним понаблюдать. Все-таки красивый парень. Вот ходи, смотри на него и думай, что, в общем-то, ничего страшного.
Ему бы ума только. Немного.
А сам ты в этом возрасте был большого ума?
– Папа, ты будешь чай?
– Буду!
Видишь, как здорово – тебя заметили, пригласили пить чай.
Это просто друзья его испарились куда-то, вот он о тебе и вспомнил.
А обязательно думать про гадости, да? Потерпеть нельзя?
А чего себя обманывать – так все и есть.
А может, я хочу себя обманывать.
Бедняга! Он тебя позовет, и ты побежишь…