Поэтому вечерние визиты Давыдова немного, но помогали ей избавиться от тоски. Она не особенно разговаривала: просто сидела и слушала, что Виталий рассказывает ей о своих делах, об их с Таней работе. Оба при этом сохраняли равнодушный вид, лишь исподтишка следя, что сделает или скажет другой. Ее развлекало, что Давыдов ставил свою машину так, чтобы она не была видна из Таниного окна. «Конспиратор, однако!» Но тоже не стремилась, чтобы Таня узнала об их вечерних посиделках, для ее же, Таниного спокойствия. Хотя к жене Альфия его совершенно не ревновала — коротенькая, одутловатая… Альфия не понимала, что мужчины находят в таких дамах.

Наступил конец августа. Всю последнюю неделю Альфия занималась дообследованием Инны Игнатьевны. Бурыкин после консультации посоветовал все-таки провести все необходимые исследования. Левашова и сама думала об этом, но поскольку уговорить мать сделать что-то, что ей не хотелось, стоило больших усилий, все откладывала исследования на потом. Теперь откладывать было некуда.

Но вот, наконец, все результаты собраны в специальную папку. Последними в папку Альфия вложила данные магнитно-резонансной томографии черепа. Для того чтобы сделать эту томографию, пришлось везти мать в Москву.

Скольких трудов ей стоило договориться, чтобы матери сделали эту томографию! Но еще больше уговоров понадобилось, чтобы мать согласилась вылезти из своей норки, которую каждый день проклинала. А уже в кабинете больная наотрез отказалась лечь на специальную движущуюся платформу и заехать в корпус томографа, похожий на большую трубу.

— Не полезу я в эту могилу! Успею еще! Ты меня специально уморить хочешь!

Альфия пустила вход всю дипломатию: рассказала, какое дорогое это исследование, упомянула, что делают его далеко не всем, что ей пришлось специально ездить записывать мать в очередь, платить деньги… Ничего не помогало. Инна Игнатьевна только твердила, как попугай, что внутри трубы нет воздуха и она задохнется.

Выручила доктор — специалист по МРТ. Она слушала-слушала уговоры Альфии и вдруг, потеряв терпение, заорала:

— Ну-ка, кончайте тут кочевряжиться! У меня каждая рабочая минута расписана, очередь в коридоре ждет. Быстрее ложитесь, надевайте наушники и слушайте, что я вам буду в них говорить. В промежутках будет раздаваться музыка. Поехали!

— Так бы сразу и сказала, что надо будет музыку слушать. А то объяснить ничего не могла, — заворчала для вида мать, но безропотно улеглась и совершенно спокойно отправилась внутрь трубы. Альфия только с облегчением вздохнула.

Теперь она взяла это исследование, присовокупила к нему заключение окулиста, невролога, данные исследования сосудов шеи и головы, электроэнцефалографическое исследование и собралась с этой папкой подняться к Володе. Однако шум, донесшийся из окна, заставил выглянуть на улицу.

Несколько больных Владимира Михайловича вышло из отделения и околачивалось рядом с дверями. Здоровый белобрысый парень по прозвищу Вовка-Молоток обхватил ручищами другого больного, поменьше, повалил на землю и стал пинать. Трое его товарищей под негромкие возгласы остальных пытались оторвать Вовку от противника. На площадке, в пыли, валялись пара лопат, лом, пила и еще несколько рабочих инструментов. Больной, павший жертвой, оказался юрким, сумел вывернуться, вскочил на ноги и попытался бежать. Но Молоток подставил ему подножку и, снова повалив, сел на него и принялся ожесточенно тузить.

Альфия быстро сдвинула в сторону свои роскошные фуксии (при этом один горшок упал на пол и разбился) и рванула створку окна.

— Ну-ка, что вы тут делаете?! Прекратите немедленно! — закричала она. — Где Владимир Михайлович?

Она отбежала в глубину комнаты и нажала кнопку тревожного звонка. Они с Володей поделили санитаров, полагавшихся по штату каждому отделению. Хозяйственный Володя решил (и, в общем-то, верно), что при правильном лечении со стороны больных особой угрозы не существует, и предпочитал использовать санитаров для нужд ремонта, строительства, благоустройства территории. Альфие дюжие парни, мающиеся от безделья, тоже были не нужны, поэтому она согласилась, что распоряжается санитарами Бурыкин, а Нинель привлекает их для трудоемких работ на законном основании. Но все отделения были на всякий случай оборудованы тревожными кнопками.

Недавно Дима спросил ее, не опасаются ли они с Нинелью бунта больных. С одной стороны, вопрос Альфию напряг: уж не замышляет ли Полежаева какую-нибудь пакость? Но с другой стороны — обрадовал: Дима, видя, что она не препятствует встречам с Настей, начал относиться к заведующей без напряжения, заинтересовался психиатрией и даже, показалось Альфие, больше времени стал проводить в ее кабинете.

Тогда она ответила, что, если бы во времена Чехова существовали такие же лекарства, которыми мы пользуемся сейчас, «Палата № 6», вероятнее всего, не была бы написана. Во всяком случае, тот фрагмент, где говорится о насилии. Сурин, правда, «Палату № 6» до того не читал, и отмолчался, но решил, что, как только приедет в Москву, найдет Чехова и прочитает.

По всему корпусу раздались трели звонка. Наверху хлопнула дверь. Застучали по лестнице каблуки тяжелых мужских ботинок — это бежали санитары. Альфия вышла в холл. Из процедурки, торопясь, выскочила Сова.

— Иди к нашим в отделение. Смотри, чтобы не прилипали к окнам.

Она пошла на улицу. Вниз по лестнице спортивным шагом бежал Бурыкин. Альфия задрала голову, крикнула ему:

— Что у тебя там такое?

Володя пронесся мимо нее, приговаривая на ходу:

— Черт бы подрал нашу аптеку! Опять ничего не дали приличного, вот и пришлось поменять лекарство этому Молотку. Теперь вот — агрессия.

— А родственники? — выкрикнула она вслед и вздохнула. Она знала, что просить родственников покупать лекарства не рекомендуется. Но иногда, когда нужного лекарства в больнице нет, родственники сами спрашивают врачей и приносят лекарства, какие бы дорогие они ни были. Но так поступать могут далеко не все, только обеспеченные люди.

— Какие родственники? Одна голытьба. — Володя выскочил на улицу.

Она спустилась вниз и встала в дверях.

Больные уже выстроились в шеренгу перед корпусом, руки по швам. Некоторые — в дешевых спортивных костюмах, другие — в майках и больничных пижамных штанах. Два санитара в одинаковых голубых медицинских костюмах стояли по бокам шеренги напротив больных с каменными лицами, словно древнеримские стражники. У больного, которого бил Молоток, из-под носа узкой струйкой сочилась кровь, но он не смел поднять руку, чтобы ее стереть. Альфия видела, что у него дрожат колени и подбородок. Она подошла и протянула ему бумажную салфетку. Он даже не повернул головы.

— Возьми! — тихо приказала она.

Лицо больного вдруг сморщилось и залилось детскими слезами.

— Спасибо большое, спасибо большое… — быстро, невнятно забормотал он, и из его рта вылилась вязкая дорожка слюны.

Володя терпеливо подождал, пока больной вытрет нос и рот. Он редко повышал на пациентов голос, он, небольшого роста, и без этого казался им внушительным. А внушительнее всего была его