— А это что такое?!
Георгий Константинович нагнулся над картой и, слегка покраснев, ответил:
— Офицер, наносивший обстановку, неточно нанёс здесь линию обороны. Она проходит тут, — и показал точное расположение переднего края (на карте линия обороны, нанесённая, видимо, в спешке, частично проходила по болоту).
— Желательно, чтобы сюда приезжали с точными данными, — заметил Сталин.
Для каждого из нас это был предметный урок… У Сталина была какая-то удивительная способность находить слабые места в любом деле[614].
Тут самое время вспомнить и вторую историю, в ходе которой Сталин вышел из себя. Её изложил талантливейший конструктор русской артиллерии Василий Гаврилович Грабин. Именно ему Сталин 1 января 1942 года сказал: «Ваша пушка спасла Россию!»[615]
Но чтобы это спасение состоялось, нужно было не только изобрести новейшие артиллерийские системы, но и запустить их в производство. Преодолевая массу препятствий, о которых сегодня мы можем узнать только из мемуаров. Вот отрывок из книги писателя Феликса Чуева. Автор рассказывает бывшему соратнику Сталина и наркому иностранных дел Вячеславу Молотову, что познакомился с Грабиным:
Оказывается «великий полководец» Тухачевский отказался на военном смотре выставить опытный образец пушки Грабина. И если бы не личное вмешательство Сталина, Красная армия могла остаться без артиллерии. Вопрос, почему маршал Тухачевский так себя вёл, имеет только два ответа. Он ведь был настоящим предателем, его заговор был реальным, и в этом нет сегодня никаких сомнений. Так что отказ в развитии оборонных систем мог быть «плановым» актом в системе подготовки военного поражения СССР, которое готовили Тухачевский и его подельники. Кроме всего прочего, он ведь мог быть некомпетентным и не очень умным. Поэтому в обоих вариантах никакого вреда обороноспособности России устранение «тухачевцев» нанести не могло.
Теперь самое время ознакомиться с мемуарами Грабина и посмотреть, как в реальности принимались важнейшие решения в области обороны нашей страны. От конструкторской мысли ведь зависит очень многое. Но не меньше зависит от того, кто будет оценивать его предложения. Только один пример, не имеющий отношения к Грабину, но очень наглядный. Калибр немецкого миномёта равнялся 81 миллиметр. Наши конструкторы решили сделать калибр 82 миллиметра. В чём смысл? А в том, что мины от советского миномёта не могли быть используемы немцами, а немецкие мины прекрасно вылетали из стволов наших миномётов в сторону прежних «хозяев». Казалось бы — всего один миллиметр, а какая огромная разница.
Только личное участие Сталина помогло протолкнуть размещение мощного 107-миллиметрового орудия на тяжёлом танке. Об этом рассказывает Грабин в своих мемуарах. До этого — не получалось. Кстати, точно такая же ситуация была и в Германии. Пушки на немецких танках начального периода Второй мировой были короткоствольными. Просто короткими, что приводило к многим отрицательным моментам. Когда Гитлер поинтересовался, почему пушки именно такие, ему ответили, что орудия танка не могут быть длинноствольными. Он настоял на своём и буквально заставил начать проектирование танкового орудия с длинным стволом. Хотите знать итог? Посмотрите на танки Германии второй половины войны — у всех длинноствольные орудия. Равно как и у наших танков. Ну а тем, кто скажет, что только «в тоталитарных режимах» глава страны лично занимается такими вопросами, я предлагаю внимательно посмотреть на фотографии британских и английских танков 1944–1945 годов. И сравнить с нашими Т-34 и ИС, с немецкими «тиграми» и «пантерами». Британо-американские машины — просто из другой эпохи[617]. Неслучайно после высадки союзников во Франции несколько немецких танков могли задержать продвижение танковой дивизии англичан или американцев. И только подавляющее превосходство в воздухе позволяло англосаксам продвигаться вперёд.
Вот мы и подошли вплотную к моменту мемуаров Грабина, который очень важен, крайне важен для понимания Сталина как человека и руководителя. Время действия — 4 января 1942 года. Положение тяжелейшее: едва удалось устоять и отбросить гитлеровцев от Москвы. Грабин только что запустил в серию свою пушку ЗИС-З. И предложил несколько решений, которые позволят выпускать орудий больше и делать это эффективнее. Предложения конструктор озвучил лично Сталину.
Заседание Государственного Комитета Обороны сразу превратилось в резкий диалог между Сталиным и мною. Вся наша работа подверглась очень острой и несправедливой критике, а меня Сталин обвинил в том, что я оставлю страну без пушек. Я отстаивал позиции нашего коллектива до последнего. Атмосферу этого заседания может вполне характеризовать лишь один эпизод. В очередной раз, когда я пытался возразить Сталину и защитить правильность выбранной нами позиции, обычная выдержка и хладнокровие изменили ему.
Он схватил за спинку стул и грохнул ножками об пол. В его голосе были раздражение и гнев.
— У вас конструкторский зуд, вы всё хотите менять и менять! — резко бросил он мне. — Работайте, как работали раньше!
Таким Сталина я никогда не видел — ни прежде, ни позже. ГКО постановил: нашему заводу изготавливать пушки по-старому. В тяжёлом и совершенно безнадёжном настроении покинул я Кремль. Меня страшила не собственная моя судьба, которая могла обернуться трагически. Возвращение к старым чертежам и к старой технологии неизбежно грозило не только резким снижением выпуска пушек, но и временным прекращением их производства вообще. Вот теперь-то страна действительно останется без пушек! Ночь я провел без сна в бомбоубежище Наркомата вооружения. Выполнить приказ Сталина — беда. Но как не выполнить приказ самого Сталина?! Выхода не было[618] .
Выход нашёлся. И его нашёл не Грабин. Его нашёл сам Сталин. Вот что пишет конструктор:
Рано утром 5 января, совсем ещё затемно, ко мне подошёл офицер и предложил подняться наверх, к телефону. Я не пошёл: если хотят арестовать, пусть арестовывают здесь. Тяжелая апатия охватила меня, мне уже было все равно. А в том, что меня ждёт, я почти не сомневался: мой спор со Сталиным носил — если не вникать в его суть — характер вызова, а квалифицировать это как саботаж или вредительство — за этим дело не станет.
Через некоторое время офицер появился снова.
— Вас просят к телефону, — повторил он и добавил: — С вами будет говорить товарищ Сталин.
Действительно, звонил Сталин. Он сказал:
— Вы правы…
Меня как жаром обдало.
— То, что вы сделали, сразу не понять и по достоинству не оценить. Больше того, поймут ли вас в ближайшее время? Ведь то, что вы сделали, это революция в технике. ЦК, ГКО и я высоко ценим ваши достижения, — продолжал Сталин. — Спокойно заканчивайте начатое дело [619].
Вот так. Грабин спорил со Сталиным, бросил ему вызов. И Сталин не только сумел отбросить в сторону амбиции. Он лично позвонил и признал правоту того, кто спорил с ним до последнего. Так мог поступить только тот, кто всегда ставил выше всего интересы дела, а не собственные амбиции. И именно потому, что Сталин всегда был выше мелочных эмоций, он всегда признавал правоту того, кто старался для дела. Поэтому его уважали и любили. Спорил со Сталиным и маршал Голованов.
