мгновение и хватил меня по голове чем-то тяжелым.

— Посмотрите! Реликвия на месте? — волновался я, затягивая под животом все эти проклятые кафирские шнурки.

Шкатулка с частицей копья святого Лонгина оказалась не тронутой. Зато, когда я сунулся во вторую повозку, то обнаружил пропажу другого «сокровища» рода Фаркаши. Исчезла монахиня Катарина, и, разумеется, унес ее не ангел небесный.

— Тихоня! — злобно процедил сквозь зубы рыцарь Джон.

Действительно, за все время нашего нелегкого пути Пейре д‘Аламон как будто не произнес ни единого слова. Во всяком случае никто не вспомнил ни одного. Я сам не запомнил его голоса. Как потом рассказывал рыцарь Джон, Пейре д’Аламон сразу, без всякого удивления, без колебаний и вопросов принял его предложение вступить в отряд «рыцарей султана». Он ни разу ни в чем не проявил неудовольствия или какого-либо опасения. Никогда в его взгляде не было заметно подозрительной недоверчивости. Он не старался отличиться или показать себя. Он прилежно сражался, и, как уверял рус, добрался до берега почти без его помощи, сказав, что другим эта помощь нужнее.

— Как же я раньше не приметил, что они сговорились! — вздохнул рыцарь Джон, считая, что виноват в случившемся.

Я же не сомневался, что вся вина на мне. Зная, что рыцаря Джона мне не удастся успокоить так же, как и не удастся доказать ему свое утверждение, я все же заметил:

— Они не сговаривались.

— Еще скажешь! — с досадой отмахнулся от меня англичанин.

— Так и есть, — настаивал я на своем. — Я бы тоже заметил это. Дерзкая мысль пришла к нему в самые последние мгновения… Он — франк. А франки — люди, поддающиеся первому порыву.

— Значит, я был прав, — задумчиво проговорил рыцарь Джон. — Ее послал нам сам дьявол… Мне и самому закрадывались в голову всякие дурные мысли.

— Когда? — не сдержался я.

— В ночь перед отъездом, — не моргнув глазом, признался англичанин. — Но верь, Дауд, я устоял перед этим страшным искушением.

— Не суди и не судим будешь, так ведь говорил Иисус Христос? — напомнил я рыцарю Джону. — Чтобы знать, кто нам ее послал, мы должны точно знать, кто нас самих послал ей в качестве того, что вы, мессир, называете «страшным искушением».

В темноте я услышал недоуменное, а вернее недовольное сопение англичанина, не знавшего, что ответить.

Мы помолчали еще некоторое время, а затем сошлись на том, что теперь нас осталось еще меньше и что теперь действительно можно ожидать внезапного нападения со стороны людей «медведя» Бошо.

Оставалась надежда, что нам все же удастся беспрепятственно добраться до монастыря, быстро отдать в руки настоятельницы то, что еще удалось сберечь, и сразу убраться оттуда подобру-поздорову. Нам и вправду удалось достичь монастыря, но нельзя сказать, что при этом нам сопутствовала удача. Уже наступали сумерки, когда перед нами открылась долина, и мы увидели впереди серую гладь озера и темные очертания похожего на обтесанный камень монастыря, стоявшего на его берегу.

Мы двинулись дальше. И вот, когда мы уже преодолели на открытой местности половину пути, нас настиг гулкий, тревожный шум. Мы обернулись, и увидели, что опасения наконец сбылись. То была погоня. За нами скакало не менее полусотни всадников.

В тот же миг люди Бошо всем скопом рванулись к повозке. Один из них ловко спрыгнул с коня прямо в нее. Остальные быстро и умело развернулись боевым строем. Воины Дьердя Фаркаши поначалу слегка растерялись, не зная, на чьей стороне окажемся мы. Но тут рыцарь Джон пришпорил коня, появились мечи, и в мы в единый миг разрушили оборону повозки. Разбойники «медведя» Бошо повалились на землю, а самого юркого из них настиг мой кинжал. Он только успел высунуть голову из повозки, рассчитывая тут же прыгнуть в седло, когда стальное жало пронзило ему шею.

Я подхватил шкатулку, и мы помчались галопом по направлению к обители. Чуть позже я оглянулся и увидел, что храбрые воины Дьердя Фаркаши поступили самым благоразумным образом: они не последовали за нами, а понеслись к видневшемуся в стороне перелеску.

Что-то необычайное случилось в те мгновения с моим слухом. Я не слышал грохота копыт наших коней, будто они не скакали, а летели, едва касаясь верхушек замерзшей травы. Зато я прекрасно слышал, как скачут за нами вдогонку неизвестные враги, чувствовал затылком дыхание их коней, различил на слух несколько хриплых слов, явно ругательств, оброненных на немецком языке. Но еще более отчетливо доносился до моего слуха скрип монастырских ворот, которые норовили закрыться, лишив нас спасения.

А еще я слышал шум телеги и испуганные крики какой-то незнакомой монашки, изо всех сил погонявшей лошадь. Она мчалась на своей неуклюжей телеге к монастырю. Хотя она была ближе к спасению, чем мы, но ее кляча выбивалась из сил. Мы без труда обогнали ее, и рыцарь Джон, можно сказать, успел вставить в уже почти сомкнувшиеся створки ворот наконечник своей пики.

Вслед за пикой и мы сами успели протиснуться в святую обитель. Невесты Христовы, прячась кто куда, разбегались с криками, словно перепуганные куры. Только пожилая настоятельница, взмахивая руками, бесстрашно двинулась на нас, грозя страшными проклятьями.

— Мать Мария! — грозно окрикнул ее рыцарь Джон, едва успев спуститься с седла. — Вот послание от мессира Дьердя Фаркаши! И вот частица копья святого Лонгина!

Он сделал повелительный жест в мою сторону, и я, ни слова не говоря, протянул шкатулку настоятельнице так, будто от усталости уже был готов уронить ее на землю.

Мать Мария перестала махать на нас руками, невольно обхватила шкатулку и замерла в растерянности.

Тем временем, за нашими спинами произошло удивительное, но печальное событие. Оказалось, что кляча, тащившая телегу, успела оступиться и рухнуть, и бедной монашке пришлось бежать к воротам, подхватив полы своих тяжелых одеяний. В этой суматохе о ней, конечно, забыли, и несчастная чуть не осталась один на один с разъяренным и очень «нехорошим войском». Так и случилось бы, не будь Добряка Анги.

— Помогите, черт вас подери! — вдруг услышали мы его натужный крик.

Тут-то мы и опомнились, и, кинувшись закрывать тяжелые ворота на засов, едва не прищемили носы первым всадникам. Только шумная волна немецких ругательств перекатилась через высокие каменные стены монастыря и обрушилась на наши головы.

Мы перевели дух и только тогда заметили, что спасенная монашка с трудом поддерживает Добряка Анги, а у того между лопаток торчит стрела.

Оказалось, что несколькими мгновениями раньше благородный Ангеран де Буи выхватил меч и, не задумываясь, кинулся пешим навстречу монашке, готовый в одиночку защитить ее от полчищ злодеев. Потом он уже вместе с ней на пару поспешил к воротам и, пропуская монахиню вперед, принял на себя одну из пущенных вдогонку стрел.

Рыцарь Джон грозно распорядился, чтобы франка отнесли в теплое помещение, а сам приказал мне следовать за собой.

Мы поднялись на невысокую угловую башенку, и англичанин громогласно обратился к нашим преследователям:

— Кто вы, и что вам нужно?!

Сумерки сгущались, и мы теперь могли различить лишь темную тучу, клубившуюся перед монастырскими вратами.

От тучи отделилось темное пятно, приблизилось к башне и остановилось на безопасное расстоянии.

— Мы ищем разбойничью шайку, которая промышляет в наших лесах, — донесся до нас голос, вещавший на очень хорошем франкском языке. — Мы должны убедиться, что это не вы. Откройте ворота!

— Это не люди Фаркаши, — негромко сказал я, на всякий случай подозревая самое худшее.

— Священник? — бросил через плечо Джон Фитц-Рауф. — Все-таки донес?