Юлия Славачевская, Марина Рыбицкая
ЕСЛИ ВЫ НЕ В ЭТОМ МИРЕ, ИЛИ ИЗ ГРЯЗИ В КНЯЗИ
Случайностей в жизни не бывает.
Случайность — это неопознанная необходимость…
Мужские голоса низко гудели и вибрировали, словно потревоженный пчелиный рой, нервируя и вызывая желание зажать уши и сбежать подальше.
— Лиска, ты где, кошачья дочь, шляешься?! Мы хотим срочно расплатиться!
— Где эта ноева[1] подавальщица? Ползает, как сонная муха!
— Сувор, жабячий потрох, отвали от меня со своей настойкой из мухоморов, мне еще в дорогу собираться! Свою тещу лучше подпои, глядишь, подобреет, если не околеет!
— О-о-о, девочки! И что такие милашки делают в таком грязном месте, как это?..
— Готов побожиться, не пройдет и года, как у нас с Глеховией разразится война!
— Да? Не приведи Вышний!
Бу-бу-бу, бу-бу-бу… И так каждый день.
В довершение всех бед, в таверну, где я имела сомнительную честь работать, заявилась странная взъерошенная троица. В этот послеобеденный час зал уже почти опустел по причине того, что постоянные посетители набили свои ненасытные желудки раньше и оставили мне горы грязной посуды, которую я и отмывала в тазу, спрятавшись за стойкой. Эту нудную работу я перемежала нецензурными комментариями по поводу обжор, требующих каждый раз чистые тарелки. Под раздачу попала и паскудная погода, осчастливившая нас мелким надоедливым дождем, и мерзкий мир, в котором я обреталась уже больше года.
По фамилии я Царькова, а родители назвали Алисой, и в детстве мне часто задавали два вопроса: «Где же твоя Страна Чудес?» и «Проводи на Поле Дураков, а?»
Вот эти два дурацких вопроса и определяли сейчас мое нерадостное состояние: Алиса на Поле Дураков в Стране Чудес.
Все началось с того момента, когда я неосторожно решила побаловать свой дистрофический организм уходящими витаминами и в состоянии легкой безответной влюбленности отправилась на болото за клюквой с развеселой компанией таких же, как и я, сумасшедших сокурсников. Перед тем как начать бродить по болоту и кормить комаров и прочую лесную кровососущую нечисть, мы… гм, немножко клюкнули. А потом поползли по кочкам, собирая клюкву…
— Алисия, ты где, бездельница? — заорал из глубины зала противным голосом хозяин единственной в этом городке забегаловки. Отвратительный толстый боров с вечными сальными шуточками и неумением держать на привязи инстинкты размножения.
— Че те надо, нехристь треклятый? — пробурчала я тихо и обреченно. Тихо — потому что отлично понимала: критика критикой, а кушать хочется всегда. И желательно три раза. В день, а не в неделю, как мне поначалу пытался объяснить этот огрызок империализма. — Экспроприаторов на тебя нет! — Громко: — Туточки я, господин Бормель, посуду мою!
— Тащи сюда свою тощую задницу! — не слишком вежливо крикнули мне в ответ.
Да, в этом мой гнусный эксплуататор прав, как никогда! Бог мне не дал шикарной фигуры и смазливого личика. Таких, как я — «пять копеек за пучок». Про свою фигуру я предпочитала скромно думать — не «верста коломенская», а благородно ассоциировала себя с итальянским натурпродуктом, то есть спагетти. Все же что-то «лямпортное», по утверждениям моей соседки, бабы Любы.
От природы и родителей (генетика на мне не просто отдохнула — она, холера, выспалась всласть и не один раз!) мне достались рыжие прямые космы, вечно торчащие, если относительно чистые, или висящие жирными сосульками уже через сутки после мытья головы. Слава богу, к восемнадцати я только- только избавилась от юношеских угрей и наконец-то могла хотя бы показаться миру, не умирая от стыда.
Когда я смотрела на себя в зеркало, то старательно пыталась не заработать всевозможные комплексы, начиная от неуверенности в себе и заканчивая глубочайшей депрессией и ненавистью ко всем и вся.
Зато во всем этом безобразии был один очевидный плюс: мне никто и никогда не завидовал. Да и чему? Носу «картошкой»? Рту, как у лягушки (спешу заметить — не царевны!)? Невразумительного цвета глазам болотного оттенка?
В общем, неописуемая красота. В смысле, описать ее трудно, а уж заметить… вообще… днем с фонарем невозможно.
— Уже иду! — гаркнула я на рабочий призыв и, вытерев мыльные руки о засаленный кухонный фартук неопределенного цвета, на всех парах рванула к хозяину. Я могла ненавидеть господина Бормеля сколько угодно, мысленно наделять его всеми существующими позорными болячками и прочить ему жестокое и справедливое возмездие за горькие обиды и унизительные притеснения. Но! Молча и желательно под подушкой. И за крепко закрытой дверью. Все же он единственный, кто согласился дать работу пришлой девушке, потерявшей память (моя легенда для местных).
Возвращаясь назад… Мое перебазирование в этот треклятый мир произошло более чем странно и в то же время весьма обыденно: я оступилась, попала в трясину и меня затянуло. Причем случилось это как-то слишком быстро. Даже вякнуть не успела, не то что позвать на помощь. Ухнула, будто в прорубь! В тот момент, когда вонючее болото меня накрыло с головой и я уже приготовилась «склеить ласты»… вдруг что-то или кто-то подтолкнул наверх. Вынырнув, увидела склоненную надо мной ветку дерева. Из последних сил, извиваясь и сопя, потянулась к ней. Дальше помню все смутно…
Пришла в себя на берегу… Вся в засохшей грязи. Куртка и спортивные штаны стояли колом; в носках противно чвякало, кроссовки покрывал слой вонючей слизи; общее состояние вызывало жалость и настоятельное желание немедленно поплакаться в жилетку всем окружающим и получить свою долю сочувствия. Особенно у симпатичного Паши, не глядящего в мою сторону даже при необходимости списать курсовую…
Так вот, дальше и начались странности… Я долго орала, аукала и звала сокурсников, но лес и болото будто вымерли. Ни одной живой души поблизости. Пришлось мобилизовать последние силы и добираться на юг, откуда мы притопали.
Ну и добралась…
— Алисия! — прервал мои воспоминания недовольный оклик господина Бормеля. — Снова куриц пересчитываешь?
— Цыплят, — поправила я, возвращаясь в действительность и скромно опуская глаза, чтобы скрыть свое негативное отношение ко всему происходящему. — Их по осени считают.
— Без сопливых скользко! Знаю! — поощрил меня «царь горы»… не-е, царек таверны. — Сгоняй на кухню — одна нога здесь, другая там! — и закажи стряпухе обед на троих.
— Есть, мой генерал! — Взяла «под козырек» и строевым шагом отправилась на кухню, докладывать Магдалене то, что она и без меня прекрасно знала. Ибо ничто не укрывалось от всевидящего ока пронырливой хозяйки кастрюль и очага. Добавлю от себя: несмотря на свою устрашающую внешность (мадам слегка напоминала мамонта в прыжке), кухарка была добрейшей души женщиной (если вы успевали разглядеть ее душу за центнером сала) и всегда меня тайком подкармливала. Овсянкой. С клюквой. За что я ее особенно любила. И хозяйку, и кашу, и собственно клюкву…
