Пионеры
Хотя первооткрывателям «пещерного человека» суждено было скорое забвение, спор о возможности существования «допотопных» людей (на теоретической основе) развернулся во всю силу.
«Проблема эта приобрела еще бoльшую остроту, — писал в 1834 г. Я. С. Пресл, — так как в отношении костей человека, найденных во многих пещерах, существовало сомнение: не попали ли они туда позднее или же действительно оказались там одновременно с костями погибших животных. Этот вопрос до настоящего времени не решен достаточно определенно…»
В 1871 г. в «Ежегоднике минералогии, геологии и науки об окаменелостях» появилась статья немецкого ученого Кристиана Кеферштейна, озаглавленная так: «Об ископаемых костях». В ней утверждалось следующее: «Поскольку во многих местах человеческие кости и орудия встречаются совместно с остатками так называемых „допотопных“ животных и поскольку при этом не существует никаких бесспорных свидетельств в пользу суждений о более позднем отложении первых, закономерно было бы утверждать, что человеческие кости принадлежат той же эпохе, когда обитали животные, именуемые „допотопными“».
Однако лагерь традиционалистов был более могуществен. Не будем забывать, что европейские режимы, пришедшие к власти после наполеоновских войн, были реакционны, как никогда до или после: страх перед революцией мобилизовал силы реакционеров светских и церковных и сделал их необычайно осторожными, а всякого рода суждения о возрасте человека казались опасными проявлениями вольнодумства.
В консервативных научных кругах безраздельно господствовало мнение, что научно обоснованных доказательств «допотопного» возраста человека все еще получено не было. Широко была распространена точка зрения Кювье на этот предмет. Позднее, в 1845 г., аргументы, свидетельствовавшие против ископаемого человека, суммировал Камил Деснуайе в разделе «Пещеры» во «Всеобщей энциклопедии естественных наук». В Англии глашатаем традиционных идей был Баклэнд.
С помощью софистики спор мог продолжаться, но решить его таким образом было нельзя. Необходимы были новые, однозначно толкуемые, научные доказательства. И разумеется, их опять-таки предоставили пещеры, на сей раз английские.
В живописных известняковых скалах той части Англии, что обращена к солнцу, тут и там встречаются карстовые пустоты. Чаще всего их вскрывает море, волны которого постепенно «съедают» сушу. Именно здесь, на территории графства Девон, было осуществлено первое в Англии исследование пещеры: инженер Уайби, работавший на строительстве мола в порту Плимут, обнаружил в одной из подземных пустот на морском побережье вблизи Орестоуна кости и зубы животных. В 1817 г. сэр Эверард Хоум представил их Королевскому обществу, и ученые констатировали, что кости «допотопные», т. е. плейстоценовые.
Но Орестоунская расщелина не была обитаемой в древности пещерой в подлинном смысле: скорее всего, кости туда свалились или были смыты с поверхности. Намного более важную роль суждено было сыграть вскоре Кентовой пещере (Кентс хоул — Кентовой дыре) вблизи небольшого портового города Торкей в Девоне. На сей раз речь шла о настоящей пещере, а не о какой-то там расщелине, причем пещере весьма красивой, со сталактитами и сталагмитами, издавна привлекавшей туристов (во время исследований там была обнаружена надпись, датируемая 1688 г.). Однако о том, что там имеются ископаемые кости, никто даже и не подозревал вплоть до 1824 г., когда они были обнаружены при исследовательских работах сэра У. Тревильяна и господина Нортмора. С того момента раскопки в пещере стали служить приумножению удовольствия состоятельных туристов — любителей естественных наук из близких и дальних мест. Так год спустя в Кентовой пещере оказался и пастор Макэнери.
Случайность его визита в пещеру решительно не соответствовала важности этого события в будущем. Однажды летним утром 1825 г. Макэнери совершенно случайно услышал, что его приятель капитан Уэлби хотел бы присоединиться к одной из групп любителей раскопок, направлявшихся в Кентову дыру. Поскольку Макэнери никогда и сам не был в подобных пещерах, то, вмешавшись в разговор, он попросил взять и его…
Под поверхностным слоем глины кирки сразу же наткнулись на прочную синтровую корку. Начни все копать в одном и том же месте, и, вероятно, экспедиция потерпела бы фиаско — обнаружено было всего- навсего несколько кусков дубовой древесины: один из них напоминал по форме деревянный башмак — кто-то назвал его башмаком древнекельтского князя — друида, и остальные, стремясь скрыть разочарование, принялись шутить на эту тему. Макэнери оказался, однако, более терпеливым, и пока прочие острили по поводу куска дерева, он, осматривая пол, заметил в синтровом покрове место, явно нарушенное норами грызунов; рядом располагались кучки когда-то взрыхленной глины, тоже уже слегка покрытые синтровой корочкой. Раскопав одну из них, Макэнери стал обладателем каких-то зубов, судя по облику, древних. Не распространяясь о своем открытии из боязни, что вся группа, обуянная жаждой находок, кинется туда же и все испортит, он продолжал копать (то, что не было бы уничтожено сразу, было обречено на гибель позднее: горе-археологи рассматривали ископаемые кости лишь как курьезные штучки, которыми можно было похваляться перед гостями, предъявляя их в качестве подтверждения россказней о подвигах под землей).
Макэнери представлял дело иначе: находки должны быть запакованы и в нетронутом состоянии отосланы в Оксфордский университет.
Так он и поступил, а для полноты картины запаковал и целую груду глины, смешанной с обломками костей и зубами. Самой интересной из его коллекции оказалась нижняя челюсть пещерной гиены. В Оксфорде находки попали на обработку профессору-палеонтологу сэру У. Тревильяну, попросившему Макэнери продолжить его полезную деятельность.
Уже в 1825 г. Макэнери обнаружил под ненарушенным синтровым слоем, кроме зубов носорога и костей других вымерших животных, первые кремневые орудия. Он понял, что речь идет об изделиях рук человека, причем человека — современника ископаемых млекопитающих. Это открытие оказалось еще более важным, чем открытие, сделанное Эспером: человеческие кости могли попасть в отложения Гайленрётской пещеры и в плейстоценовую эпоху самыми разными способами, они свидетельствовали «лишь» о физическом облике «допотопного» человека; каменные орудия, изготовленные из отщепов, найденные в Кентовой пещере, явились первыми бесспорными памятниками деятельности и изобретательности «пещерного человека», охотника за ныне вымершими животными. Открытие это имело не только антропологическое, но и археологическое значение как новый шаг в познании древнейшей человеческой культуры.
В то время в английской геологической науке продолжал господствовать делювиализм, главой оставался прославленный Баклэнд, а он, так же как когда-то в Павилэнде, не задержался с выводами. Никогда не видя пещер Кента, он тем не менее сообщил Макэнери, что, вне всякого сомнения, древние бритты, о которых якобы свидетельствуют находки, сделанные в слое, залегающем над синтровой плитой, скорее всего, пробили синтровое покрытие, углубляя очаг или делая что-то подобное, и тогда-то туда и попали древние орудия бриттов (т. е. кельтов эпохи ранней истории); Баклэнд готов был приписать им все что угодно, лишь бы это служило подкреплению его теоретических построений.
Макэнери отвечал, что никаких следов искусственного нарушения синтрового слоя не установлено, но самоуверенного корифея тогдашней науки это нисколько не смутило: помилуйте, что может знать какой-то
