разделял широкий и полноводный Днепр. Но в одну ночь русские невероятным образом оказались уже на нашем берегу, и они дрались как бешеные дьяволы, по словам немногих из нас, выживших в той бойне. Затем через реку точно так же, без моста, переправились их танки, огонь их артиллерии был ужасен, и нас бомбили и обстреливали сотни русских самолетов, хотя немцы до того говорили нам, что русская авиация давно уничтожена. Русские не заваливали нас трупами, а переигрывали правильной тактикой и превосходящей огневой мощью. И когда остатки моей роты загнали в какой-то подвал, и русский танк направил на нас очень большую пушку, у нас был выбор, погибнуть бессмысленно и бесславно, или сложить оружие, мы выбрали второе.

Плен оказался не столь страшен. Русские лишь отделили тех из нас, кто был замечен в зверствах к их мирному населению, этого они очень не любят, сразу становятся беспощадны. Дисциплина и порядок в их армии гораздо выше, чем было у нас в сороковом, так что бессмысленной жестокости с их стороны к нам не было, хотя любое неповиновение немедленно пресекалось. Они не варвары, позже, достаточно общаясь с ними, я убедился, что они столь же культурны и образованны, как любой европейский народ, лицом они совсем как белые люди, женщины их очень красивы. Нанятые англичанами? — никаких англичан я ни разу не видел, все оружие у русских, высочайшего качества, собственного производства, американские, насколько я заметил, лишь часть автотранспорта, и мясные консервы. И уж конечно они не едят французов — когда я после разговаривал о том с русскими, они посмеялись, и сказали, что немцы вешают на них свои грехи, это именно у них под Сталинградом в окружении был голод, ну а поскольку по нацистской идеологии не ариец, это не человек, выводы делайте сами!

И кто говорил, что русские не соблюдают международное право? В плену мы работали, в основном строили дороги, мосты, копали землю — восстанавливали разрушенное, и видя во что превратились только что освобожденные русские провинции, я отлично понимаю, почему русские так ненавидят немцев. Их вождь Сталин сказал, все для фронта, все для победы — и очень многие русские поступают именно так, не по приказу, а считая это своим личным делом. Так вот, работы были обязательны лишь для нижних чинов, офицеры же исключительно в добровольном порядке — но так как за хорошую работу при выполнении нормы нам доплачивали деньги, на которые в местном магазине можно было купить всякие полезные вещи, я выходил на работу тоже. И самой большой тяготой для меня было отсутствие привычных блюд, с каким сожалением я вспоминал не то что прежний офицерский обед с пирожными, но и просто вкус сыра, вина, белого хлеба — пища у русских была сытной, но слишком простой, и я мечтаю, что когда вернусь в Париж, то первым делом пойду в самый лучший ресторан и закажу там все, чего был лишен.

Подумать только, еще недавно я искренне считал Старика, Маршала — величайшим человеком, которого знала Франция! Я верил, что он единственный сумеет провести нашу прекрасную страну сквозь бурю к славе и счастью. Сейчас я проклинаю этого глупца, который втянул нас в это безумное предприятие, «спасая от ужасов войны», что ж, мы получили сполна и ужасы и войну, на Днепре погибло столько же французов, сколько под Верденом, но там мы хотя бы воевали за свой интерес, а не были чужим пушечным мясом. Мы забыли урок великого Наполеона, когда величайший и гениальнейший полководец Европы бросил против русских величайшую армию в истории, и через полгода едва вывел назад ее жалкие остатки! Он думал тогда, плевать, за мной вся Европа, завтра наберу другую армию еще больше — не зная, что через полтора года потеряет свою корону. Так и Гитлер сейчас требует от нашего старого дурака еще солдат — русские на это лишь смеются, приходите, могил хватит на всех! И что-то мне подсказывает, что фюрер не отделается островом Святой Елены, для него приготовят виселицу в Москве. А наш старый идиот будет болтаться рядом, если не перестанет толкать Францию в пропасть. Он говорил, что все во благо, небольшая война в помощь Рейху, ради избежания ужасов жестокой оккупации? Что ж, он получил и войну, и оккупацию — ведь сейчас приказом из Берлина по всей Франции введено военное положение, «пушки вместо масла», всех и все берут на учет и принуждают работать «на победу Еврорейха»! Какими же мы были глупцами, крича «лучше нас поработят, чем снова Верден» — теперь мы имеем и рабство, и Верден, причем в чужой войне и на стороне проигрывающих. Наша бедная прекрасная Франция, что будет с ней? Надеюсь что ничего страшного, ведь побывали же русские в Париже в 1814 году, и мир не перевернулся?

Так что я не буду устраивать тебе сцены ревности, Николь, я все понимаю. И если Наполеон шел от Бородина до Парижа два года, то значит и эта война завершится где-то в сорок пятом. А так как у меня перед русскими нет грехов, то надеюсь, что меня репатриируют сразу как наступит мир. И если я не сумею разыскать тебя, и не буду знать твоего нового адреса, то помнишь, как ты сказала мне «да», и мы были счастливы, где и в какой день это случилось? Ты вольна поступить как пожелаешь, но знай, я буду ждать тебя в том месте, в тот день и час, после войны.

Мы встретимся у фонтанов Лувра, в первое воскресенье мая сорок пятого, шесть часов вечера. Или в любое последующее, то же место и время.

И если ты придешь, надень пожалуйста то платье и шляпку, которые так нравились мне.

Нет бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его!

Воет как собака. Так и хочется заткнуть ему пасть кулаком. Но нельзя — выгонят из Легиона назад в саперы. Махать киркой и лопатой по африканской жаре, а если попадется английское минное поле, бррр, не хочется и думать!

Польский шляхтич в подчинении у обезьяны? Что этот Насер, что его помощник Саддат, обезьяны и есть, вот уж точно унтерменши, как немцы говорят, наверное их предки верблюдов по пустыне гоняли, когда мои могли выбирать короля Жечи Посполитой! Обезьяна, а сообразил, командовать пятью сотнями, или сотней тысяч, это большая разница, голодранцы идут охотно, вот только даже бедуины, которые с малолетства на конях и с винтовкой, в регулярных боевых действиях полные ничтожества, чуть что, сразу наутек, ну а вся эта шваль, что насер-высер набрал среди каирской бедноты, дуло от приклада отличить не может, пехота необученная, вот те, кого из египетской армии переманили, одни что-то умеют, но их и трети не наберется от всех. Как там высер обещал, о великий вождь Адольф Гитлер, завтра я приведу под твою руку сто тысяч отважных воинов ислама? Сто не сто, но тысяч двадцать в казармах уже есть точно. И тут даже до обезьяны дошло, что чтобы толпа стала армией, нужны офицеры и сержанты.

Меня, и всего лишь в ротные, командовать сотней этих косоруких?! Пообещали немцы обезьяне- высеру произвести в штандартенфюреры, когда в Легионе будет должное число солдат, он и старается. Выпросил у Лиса, взять себе из наших, кто захочет перейти в мусульманскую веру. Что ж, бог милостливый, простит — а самоубийство, это грех, если завтра опять на мины? Подумаешь, вместо матки боска, святая Мириам, а вместо Христа Магомет? Лишь бы вырваться отсюда, и забыть как кошмарный сон. Мы же в просвещенном двадцатом веке живем, чтобы верить в рай и спасение души — да и какая разница, не тот спасет так этот?

Еще Полска не сгинела… тьфу! Нет Бога кроме Аллаха. И не дай бог заметят, что не так молюсь. Ради спасения самого ценного польского достояния, элиты нации — и веры не жалко, тем более на время… Будь прокляты русские и лично Сталин, за то что обрек нас на такое унижение! Но потерпим — тем более что Арабский Легион посылают не на фронт против англичан или не дай боже, русских, а всего лишь здешних жидов потрошить, ну так святое же дело! Ну а после — нет положения, из которого нельзя было бы вывернуться!

Нет бога….

— Шнелле, суки, шнелле арбайтен! Ну чего ты ползешь, как вошь беременная? Живее ластами шевели, убью, тварь!

— Ну чего ты орешь, Ржавый? Все равно никто не оценит. А этим тем более пох…, а ты нервы свои тратишь, а они не восстанавливаются, как фельдшер говорил.

— Так работать не хотят, твари фашистские! Ползают как вареные. А мне назад неохота, этих гонять все легче, чем самому с кайлом. И приятнее.

— Что башкой смекаешь, Ржавый, это хорошо — раз дошло, что с тебя спросят. Тех, кому по барабану, мигом назад спускают, из вохры в зека. А вот людьми управлять не умеешь, ну зачем на них орать? Приятно конечно самолюбие потешить, но тебе это нужно или результат?

— А как еще, Седой? Как еще с ними?

— Так, как серьезные люди делают, а не мелкая шпана. Смотри, мои как заведенные бегают, и хоть