послужила поводом, чтобы заманить его в ловушку. Я уверен, что будучи заблаговременно предупрежденным о готовящемся вам подарке, вы сумеете оказать ему достойный прием. Но прежде, чем его постигнет справедливая кара, я хотел бы просить вас сообщить ему сведения о его сыне, которые я посылаю вам в этом письме. Сообщите ему, что его сын, Джоселин Марлей...»
Хоган сделал паузу и бросил проницательный взгляд на Криспина. Рыцарь весь подался вперед, напрягая слух. Он тяжело дышал, и на лбу у него выступили капельки пота.
«...его сын Джоселин Марлей, - возобновил чтение Хоган, - является подателем сего письма. Этот молодой человек, которому Геллиард успел причинить много горя, который недолюбливает его и с которым, по любопытному стечению обстоятельств, он долгое время находился в близком знакомстве, известен ему под именем Кеннета Стюарта...»
- Что? - выдохнул Криспин. Затем с неожиданной яростью он закричал: - Это ложь! Новая выдумка этого лживого негодяя, чтобы подвергнуть мою душу очередной пытке!
Хоган остановил его знаком руки.
- Здесь еще немного, - сказал он и продолжил: «Если он усомнится в правдивости ваших слов, дайте ему возможность пристальнее вглядеться в лицо юноши и спросите, чей образ напоминают ему эти черты. Если он будет продолжать упорствовать в своем недоверии, ссылаясь на то, что внешнее сходство может быть чисто случайным, покажите ему правую ступню юноши. На ней есть отметина, которая убедит его окончательно. В остальном я прошу вас, уважаемый сэр, не посвящать мальчика в тайну его родства, на что у меня имеются довольно веские основания. Через два-три дня после получения вами этого письма я буду иметь честь ожидать вашего приезда. Остаюсь вашим покорным слугой.
Джозеф Ашберн».
Взгляды двух мужчин, сидящих за столом, встретились. В одном было написано сочувствие и озабоченность, а во взгляде Криспина был написан откровенный ужас. Некоторое время они сидели в молчании, затем Криспин поднялся и неуверенными шагами подошел к окну. Он распахнул окно и подставил голову и разгоряченное лицо ледяному ветру, не замечая его болезненных укусов.
Рыцарь перебирал в памяти события последних месяцев его беспорядочной жизни, начиная с того момента, как он встретил мальчика в Перте. Он вспомнил то странное подсознательное влечение, которое он испытал к Кеннету, впервые увидев его во дворе замка, и благодаря которому он настоял, чтобы тот служил под его командованием, хотя характер юноши мало подходил к компании такого человека, как Криспин. Были ли эти чувства голосом крови? Наверное, да, и те слова, что Джозеф Ашберн написал полковнику Прайду, были чистой правдой. Кеннет действительно был его сыном, теперь он был в этом убежден. Он попытался вспомнить лицо юноши, и внезапное открытие озарило его голову. Каким он был слепцом, чтобы не заметить его сходства с Алисой - несчастной девочкой-женой, погубленной восемнадцать лет назад! Как грустно, что он раньше не понял, что именно это сходство влечет его к мальчику.
Теперь он снова был спокоен, и, пытаясь привести в порядок свои мысли, с ужасом осознал, как далеки они от радостных чувств. Кеннет был не тем юношей, каким бы рыцарь хотел видеть своего сына. С ужасом он отбросил эту мысль в сторону. Трусливые руки, которые похитили у него сына, испортили его характер; теперь он сам займется его воспитанием. Криспин горько улыбнулся своим мыслям. Кто он такой, чтобы обучать мальчика честности и благородству? Грубый разбойник с прозвищем, которое бы заставило краснеть любого джентльмена! Снова он вспомнил то недоброе отношение, которое мальчик питал к нему, но это, он надеялся, можно исправить.
Криспин закрыл окно и повернулся лицом к своему товарищу. Он снова был самим собой, он был спокоен, хотя лицо его было искажено страданием.
- Где мальчик?
- Я задержал его здесь. Хочешь его видеть?
- Немедленно, Хоган. Сию же минуту.
Ирландец подошел к двери, открыл ее и отдал приказание караульному.
Пока они стояли в ожидании, ни один из них не промолвил ни слова. Наконец в коридоре послышались шаги, и в комнату грубо втолкнули Кеннета. Хоган сделал знак стражнику, который закрыл дверь и убрался.
Криспин сделал шаг навстречу юноше и остановился, встретив взгляд его враждебных глаз.
- Я должен был догадаться, сэр, что вы находитесь где-то поблизости, - горько произнес Кеннет, позабыв, что прошлой ночью он значительно опередил Криспина. - Я должен был догадаться, что мой арест - дело ваших рук.
- Зачем мне это понадобилось? - спокойным тоном спросил Криспин, жадно вглядывась в лицо юноши.
- Потому что вы - мой злой гений, который разрушает мое счастье на каждом шагу. Не говоря уже о том, что вы вовлекли меня в вашу подлую интригу в замке Марлей, вам понадобилось снова встать на моем пути, когда я уже был готов кое-что поправить, и погубить мой последний шанс. Боже, сэр, неужели вы будете преследовать меня всю жизнь? Какое зло я вам причинил?
Гримаса боли исказила лицо рыцаря.
- Если ты хорошенько поразмыслишь, Кеннет, то поймешь, насколько ты несправедлив ко мне. С каких это пор я, сэр Геллиард, служу Парламенту, чтобы «круглоголовые» подчинялись моим приказам? Что касается того, что произошло в Шерингаме, то ты забываешь, что мы заключили соглашение, и в противном случае ты был бы повешен еще три недели назад.
- Лучше бы уж я был сейчас на небе, - вырвалось у юноши, - чем платить такую цену за свою разбитую жизнь!
- Что касается моего присутствия здесь, - продолжал Криспин, оставляя его выкрик без внимания, - то оно никак не связано с вашим арестом.
- Вы лжете!
Хоган задержал дыхание, и в комнате воцарилась зловещая тишина. Эта тишина наполнила сердце Кеннета ужасом. Он почувствовал на себе тяжелый взгляд Криспина. Дорого бы он сейчас дал, чтобы вернуть эти два слова, вырвавшиеся у неГо в горячке спора. Он вспомнил вспыльчивый и тяжелый характер Криспина, которому он бросил в лицо это обвинение, и в его взгляде уже прочел жажду удовлетворения. Кеннету уже мерещился его холодный труп, лежащий на одной из улиц Вальтхзма с ножевой раной в груди. Его лицо посерело, а губы тряслись,
Когда Криспин наконец заговорил, спокойствие его тона еще больше усилило страх Кеннета. Хорошо изучив Криспина за это время, он знал, что в этом настроении он наиболее опасен.
- Ты ошибаешься. Я говорю правду. Так уж я устроен - возможно, это последнее, что осталось во мне от джентльмена. Я повторяю тебе еще раз: я не повинен в твоем аресте. Капитан может подтвердить, что я прибыл сюда полчаса назад под конвоем его людей, которые задержали меня на дороге. Нет, - добавил он со вздохом, - это не моя рука задержала тебя здесь, это была рука Судьбы. - Затем его голос снова посуровел. - Ты знаешь, с какой целью ты скакал в Лондон? Чтобы передать своего отца в руки его врагов, чтобы доставить его на виселицу.
Кеннет широко раскрыл глаза.
- Мой отец! - сказал он упавшим голосом. - Что вы имеете в виду, сэр? Мой отец умер десять лет назад. Я его едва помню.
Криспин пошевелил губами, но из его рта не донеслось ни звука. С жестом, полным отчаяния, он повернулся к Хогану, который стоял в стороне как молчаливый свидетель.
- Господи, Хоган! - вскричал он. - Как я должен ему объяснить?
Ирландец в ответ на его мольбу повернулся к Кеннету.
- Дело в том, сэр, что от вас скрыли тайну вашего рождения, - прямо заявил он. - Алан Стюарт из Бэйлиночи - не ваш отец.
Кеннет перевел взгляд с одного мужчины на другого.
- Не мой отец? Господи, это розыгрыш?..
Но заметив серьезность выражения их лиц, замолчал. Криспин приблизился к нему и положил ему руки на плечи. Юноша вздрогнул от его прикосновения, и снова по лицу рыцаря пробежала тень боли.