«Дорогой мой, я так счастлива! Бог дал нам дочку. Я назвала ее так, как ты хотел — Анастасией, и сейчас маленькая Настенька стала центром моей жизни. Она родилась очень легко, я почти не мучилась. Это потому, что у дочки чудесный характер, она совсем не плачет, и ничего, кроме радости, от нашей девочки я не вижу. Мне кажется, что она похожа на меня, хотя малыши быстро меняются, и если это произойдет, я не расстроюсь. Павлуша сначала настороженно отнесся к рождению сестренки, но теперь все время рвется к ее колыбели, хочет с ней играть. Мне кажется, что он будет любить Настеньку так же, как ты любишь своих сестер.

У Долли родились чудесные дети: мальчик и девочка. Она тяжело рожала и заставила нас побеспокоиться, но теперь все позади, она и дети здоровы. Но, думаю, что она напишет тебе сама.

Сообщи, сможешь ли ты приехать сюда, или нам лучше собираться в Россию?

Очень скучаю по тебе и люблю. Твоя Катя».

Дочка, похожая на его Катю! Какое счастье! Алексею показалось, что за спиной у него выросли крылья. Сын и дочь, да еще и любимая жена — да он самый счастливый человек на свете! Все отступило, стало казаться неважным, даже то, что он не смог уехать в Англию к Кате. Его любимая, как всегда, простила своего мужа и сделала ему царский подарок. Дочка!..

Алексей вскочил и бросился из комнаты, нужно было сообщить императору эту умопомрачительную новость. Но в дверях он вспомнил про письмо Долли, и ему стало стыдно — опьяненный своей радостью, он впервые забыл о сестрах. Хорош брат! Князь вернулся к столу и распечатал письмо Долли. Та написала всего несколько строк:

«Дорогой Алекс! Я — самая счастливая женщина на свете, и меня может понять только Катя. Я родила сына и дочку. Мои дети бесподобно красивы. Джордж, маркиз Норидж — копия своего отца, а леди Элизабет больше похожа на меня, хотя что-то в ней есть и от нашей Лизы. Крестным отцом детей стал принц-регент, который не поленился приехать ради этого в Гленорг-Холл, а крестной матерью была тетушка Ванесса.

А твоя дочка — вылитая Катя, пусть бы она такой и осталась, стала бы несравненной красавицей. Поздравляю тебя с рождением малышки, Катю я уже поздравила и напросилась в крестные матери маленькой Стейси. Напиши, ждать ли тебя на крестины. Целую. Твоя самая счастливая на свете сестра».

Трое детей в их семье пришли в мир — как были бы счастливы отец и маман, и как радовалась бы бабушка. Теперь у нее уже пятеро правнуков. Алексей подошел к шкафу, стоящему в углу, и достал заветную бутылку коньяка. Он почти месяц не пил, суеверно пообещав себе, что выпьет при получении известия о рождении своего ребенка. И вот, наконец, этот час настал. Князь налил себе полный стакан коньяка и, подойдя к окну, выходящему на север, мысленно обратился к жене и дочери:

«За вас, мои девочки, будьте здоровы и счастливы, на радость мне».

Алексей налил второй стакан и выпил за счастье и здоровье сестры и ее детишек. Теперь от него сильно пахло коньяком, и идти к императору было неприлично, поэтому он отправился гулять по Парижу. Теплое солнце ранней осени приятно грело плечи и спину через мундир. Цветы пышно цвели на клумбах перед Елисейским дворцом, еще сочная зелень деревьев и травы радовала глаз, а на по-летнему голубом небе не было ни облачка.

«Как хорошо, — думал Алексей, выходя из парка при Елисейском дворце на улицу, — даже Париж радуется вместе со мной».

Князь не спеша шел, не думая о том, куда заведет его дорога, когда рядом с ним остановилась роскошная, блестящая вишневым лаком коляска, запряженная четверкой вороных лошадей, и веселый голос окликнул его:

— Светлейший князь Черкасский без своего государя идет по улицам Парижа, как простой смертный. Нужно будет написать Элен, какая это была редкостная картина, — шутливо покачала головой Доротея де Талейран-Перигор, получившая после Венского конгресса титул герцогини Дино.

— Редкостная картина — красота вашей светлости на фоне осеннего Парижа, — любезно отозвался Алексей, подходя к экипажу и целуя протянутую изящную ручку.

— Куда вы направляетесь пешком? — полюбопытствовала герцогиня.

— Я гуляю, получил самое прекрасное известие, какое только может получить мужчина, и теперь праздную.

— Очень любопытно. Может быть, вы сядете ко мне в коляску и «прогуляетесь» в магазин, принадлежащей вашей сестре? Я еду посмотреть, как идут продажи, — заметила Доротея. — А заодно поделитесь со мной своими радостными известиями.

— Почту за честь, — засмеялся Алексей, — как не проехаться с такой прекрасной коммерсанткой, а тем более с подругой и партнершей моей сестры.

Он сел на бархатное сиденье рядом с прекрасной Доротеей и рассказал ей все свои новости.

— Поздравляю! Дочь — это так прекрасно, у меня пока только мальчики. Передавайте мои поздравления Кате, когда будете писать, кстати: не только ваша сестра, но и ваша жена — мой партнер. Я не знакома с Долли, но тоже очень за нее рада. Хочу вскоре сама поехать в Англию за платьями, там, надеюсь, меня познакомят и с герцогиней Гленорг.

— Вы собираетесь уехать? А как же князь Талейран? Как он вас отпустит, кто же будет внушать его мысли прусскому королю и всем остальным? — пошутил Алексей.

— Вы вспомнили тот день, когда пришло известие о высадке Наполеона? — хмыкнула герцогиня, — я видела вас тогда в зале, вы чуть ли не в открытую смеялись над беднягой Фридрихом-Вильгельмом, с которым я говорила. Я даже начала бояться, что он заметит ваш взгляд и соскочит с крючка. Нехорошо портить охоту, — смеясь, пожурила собеседника Доротея.

— Каюсь, и больше не буду, — пообещал Алексей. — Но если серьезно — вы когда собираетесь в Англию? Может быть, мои письма дойдут быстрее с вашей помощью?

— Я уеду через неделю. В конце месяца князю Талейрану пожалуют почетный титул великого камергера, и он попросит об отставке. Невыгодный для Франции мирный договор будет подписывать уже герцог де Ришелье. Князь уедет в Валансе, а я займусь своей коммерцией. Я заработала кучу денег, помогая дяде на конгрессе, а теперь хочу преумножить их, вложив в свое дело. Теперь, когда Элен беременна, ясно, что она пока не вернется во Францию. Так что я должна работать за нас обеих.

Алексей посмотрел на дышащее энергией лицо своей собеседницы и порадовался. Эта очаровательная женщина была талантлива во всем, за что бралась, он не сомневался, что она и платьями из мастерской Луизы де Гримон будет торговать очень успешно, но то, что она без сожалений говорила о конце блестящей карьеры князя Талейрана, удивило молодого человека.

— И что, князь спокойно воспринимает предстоящую отставку? — осторожно спросил он.

— Конечно, он этого ожидал. Вы знаете, что все люди быстро устают быть благодарными кому-то, а уж государи особенно. Король Людовик обязан своим троном Талейрану. Но королю так некомфортно об этом все время помнить, а еще больше его раздражает то, что он видит своего благодетеля каждый день и все время вспоминает, что тот для него сделал. А если Талейрана не будет рядом, все будет гораздо легче, постепенно можно все забыть, а потом поверить, что Людовик сам был таким великим и замечательным, что судьба за это поднесла ему царствование на золотом блюде.

— Герцогиня, вы меня поражаете, — искренне удивился Алексей, — я уже привык к тому, что женщины успешно занимаются коммерцией, проводят политические интриги с блеском, заставляющим завидовать мужчин, но у вас, кроме всего прочего, еще и ум философа.

— Я хорошая ученица, а уж учитель у меня — лучший в Европе, — засмеялась герцогиня. — Приносите мне свои письма, вы все равно не выберетесь в Англию. Сначала император Александр подпишет договор Священного союза, а это будет недели через две, потом будет подписываться мирный договор с Францией, что тоже не быстро, а потом русская делегация отправится в Санкт-Петербург. И не думаю, что император захочет расстаться со своим любимым флигель-адъютантом. Поэтому ваш путь — в Россию. Могу передать и подарки, если хотите. У вас есть неделя, чтобы их купить.

Прекрасная Доротея оказалась права только наполовину. Алексей, отправив с ней в Лондон письма и подарки жене, дочке и сестре с ее новорожденными близнецами, вернулся к своим обязанностям при императоре Александре. Англия так и не подписала договор Священного союза, и русскому государю пришлось удовольствоваться подписями австрийского императора Франца и прусского короля Фридриха-