не выдержав, оглянулся на смертельно побледневшую мать.

Совесть шевельнулась в его душе, но тут же замолкла, задавленная жаждой свободы, богатства и власти, поселившейся в душе Вано. Он молча поклонился Саломее и вышел. Женщина даже не подошла к окну, посмотреть вслед отъезжающей карете. Поставив все на карту, Саломея опять проиграла. Хуже быть уже не могло, это был полный крах.

Алексей Черкасский бродил по парку Елисейского дворца в сентябрьском Париже. Этот изумительный город был хорош в любое время года, но сейчас, переливаясь яркими красками уходящего лета, он был особенно восхитителен. Хотя, если бы князя спросили, он, не задумываясь, променял бы эту пышную красоту великого города на желтые сентябрьские липы Марфина или увитые диким виноградом беседки Ратманова, но, к сожалению, его никто не спрашивал.

Похоже, что год большой политики, наконец, заканчивался. После возращения Бонапарта монархи Европы стали гораздо скромнее в своих притязаниях и согласились на компромиссные варианты раздела наследства наполеоновской империи. Теперь Акт Венского конгресса, который не могли согласовать девять месяцев, был разработан и подписан менее чем за месяц, еще до того, как состоялось сражение при Ватерлоо, решившее судьбу Бонапарта.

Привезя в Париж письмо герцога Веллингтона, Алексей ждал приезда императора Александра еще два дня. Он присоединился к свите государя уже в Елисейском дворце, который на сей раз был отведен под резиденцию русскому императору. Передав письмо Веллингтона Александру Павловичу, князь подробно рассказал тому о самом сражении, которое наблюдал, стоя на командном пункте англичан.

— Бог отвернулся от корсиканца, а помог нам, — задумчиво произнес император, — он благословил наш союз, теперь и я должен сделать все, чтобы этот союз стал вечным, чтобы страны-победительницы никогда не воевали больше между собой. Ты ведь уехал до того, как вскрылось коварство Меттерниха и Талейрана. Помнишь, я вспоминал твою покойную сестру и говорил о том, что англичане играют против меня. Так вот, это было не совсем так. Виконт Каслри не смог додуматься до такого. Это — рука Меттерниха. Наполеон так стремительно вошел в Париж, что король Людовик убегал в спешке и забыл на столе в своем кабинете секретный договор, который Австрия и Англия заключили с Францией за моей спиной, договорившись противодействовать моим интересам. Наполеон прочитал бумагу, в тот же вечер вызвал секретаря нашей миссии в Париже и велел тому отвезти этот договор мне. Ты представляешь, Алеша, что я почувствовал, получив от Бонапарта такой «привет»?

Александр поднялся и заходил по своему кабинету. Он побледнел, и трагическая складка прорезала его высокий лоб.

— Если бы я не видел, что корсиканец пытается вбить клин между союзниками в критический для себя момент, я бы, возможно, поступил иначе, но мне пришлось наступить на горло собственной гордости и закрыть глаза на предательство своих союзников. Я пригласил к себе Меттерниха и спросил, известен ли ему этот документ? По глазам этого негодяя я видел, что он сейчас начнет лгать мне в лицо, поэтому даже не дал ему оправдаться, а сказал, что пока мы оба живы, об этом договоре никто и никогда больше не должен упоминать, а наш союз должен быть крепче, чем когда-либо. Потом я бросил этот договор в камин.

Алексей видел, что императору стыдно и мучительно больно вновь вспоминать тот эпизод, поэтому счел за лучшее не обсуждать этот вопрос, а дать государю выговориться, если тому это нужно. Он оказался прав — Александру хотелось поделиться с близким человеком своей болью, и, видимо, кроме Алексея сейчас такого человека рядом с ним не было.

— Я простил, но не забыл. Мы все-таки получили Польшу, а Фридриху-Вильгельму отошла часть Саксонии, и, по крайней мере, Талейран заплатит за свои козни. Я настоял на том, чтобы король Людовик отправил его в отставку, и предложил Франции на место премьер-министра герцога де Ришелье, моего губернатора Новороссии и Бессарабии. Людовик не может мне отказать сейчас, когда русские войска стоят в Париже. Да и герцог — фигура безупречная. Он, может быть, один из самых высокородных аристократов в этой стране, к тому же все потерял во времена революции, а мне он верно прослужил десять лет. Губернатором Ришелье был прекрасным, я благодарен ему за нашу новую Одессу. Когда герцог станет премьер-министром и министром иностранных дел вместо Талейрана, я буду спокоен за наши отношения с Францией.

Александр задумался, потом тряхнул головой и, светло улыбнувшись, сказал:

— Я сам разработал договор нового союза и назвал его «Священным», мы, победители, должны жить по Божьим заветам, и все, кто его подпишет, должны будут поступать как братья, и действовать так, как записано в Евангелии. Вот увидишь: если государи станут поступать по совести — в Европе больше не будет войн, и Россия, наконец, заживет мирными трудами.

Алексей не узнавал своего друга детства. Куда девался герой-любовник, которого он оставил в Вене почти четыре месяца назад. Теперь перед ним сидел человек, охваченный даже не религиозным, а каким- то мистическим настроением. Император сам только что рассказывал, как подло его обманули дипломаты союзников, но в то же время искренне верил, что все монархи Европы будут жить по заповедям Христовым. Алексей, уже хорошо узнавший циничного и жадного императора Австрии Франца, слабого, подверженного чужому влиянию прусского короля Фридриха-Вильгельма, до предела эгоистичного английского принца- регента Георга, сильно сомневался, что у тех хватит желания, а главное, возможности, противостоять давлению своих министров и парламентов. Но, глядя в поблескивающие слезами возвышенного экстаза голубые глаза государя, Алексей решил не расстраивать старого друга и оставить свои сомнения при себе.

Император улыбнулся и переменил тему разговора:

— Я тебя не видел четыре месяца, как твои дела?

— Благодарю, ваше императорское величество, в моей семье все благополучно. Если возможно, я хотел бы попросить отпуск, чтобы поехать к жене, ей скоро рожать.

Лицо императора стало грустным и очень усталым. Он помолчал и сказал:

— Я надеялся, что ты останешься со мной, пока мы не подпишем договор о Священном союзе. Но ты прав: я злоупотребляю твоей дружбой. Езжай к жене, вернешься сюда, как сможешь.

Алексей понял, что он никуда не поедет, и что нужно отказаться от отпуска самому. Постаравшись казаться невозмутимым, он сказал:

— Ваше императорское величество, скорее всего, мой отпуск будет несвоевременным, я — солдат, и должен быть рядом со своим командиром. Моя жена сейчас вместе с сыном и тетушкой находится под защитой моего зятя герцога Гленорга, я напишу ему, где нахожусь, и буду ждать сообщения о том, кого родила мне моя княгиня.

— Твоя княгиня — умница и красавица, — улыбнулся Александр, — сразу, как получишь письмо, сообщи мне, ты знаешь, как я люблю детей. А пока иди, устраивайся, выбирай комнату поближе к моим покоям, я хочу, чтобы ты был рядом.

Алексей поклонился государю и отправился искать себе комнату. Свита, приехавшая с Александром, была пока малочисленной, и князь быстро нашел себе свободную комнату. Он уже не надеялся, что успеет приехать в Англию к родам жены, до которых, по его прикидкам, было месяца полтора, теперь оставалось только молиться, чтобы все было хорошо, и чтобы Бог послал ему здорового ребенка и сохранил его любимую Катю.