допрашивать не станет. Дожидайтесь нашего отъезда в спокойствии. Ну, а потом – уж не обессудьте. Коли город не нужен вам, то нам тем более. Однако могу твердо обещать, что специально, ради баловства или устрашения, мы никого резать не станем. Кто сможет выскочить из пожара живым, тот останется цел.
– Я попробую, – негромко сказал мужчина. – Попытаюсь собрать. Может, ваши бандиты где-то что-то потеряли или забыли. Может, что-то где-то все же осталось. Двести гривен – это сто дукатов, так?
– Ничего себе у них менялы гребут! – присвистнул один из ватажников. – Серебро к золоту один к четырем сотням!
Егор прикинул в уме. Двести гривен по двести граммов в каждой означало сорок килограммов серебра. Сколько весил дукат, он не знал… Но уж, наверное, не больше пяти граммов. Все-таки монета, а не украшение, средство платежа. Выходит полкило. Маловато.
– Пятьсот, – решительно отрезал Вожников.
– Хорошо. Я попытаюсь, – судя по несколько повеселевшему голосу бургомистра, атаман прогадал. – Но ты даешь мне слово, князь, что не тронешь город?
– Слово чести! Федька, походи с бургомистром. А то как бы его с собранным выкупом кто-нибудь из наших не растряс.
– Сделаю, атаман! – вскинулся паренек.
– А как же моя жена? – облизнул губы мужчина. – Ей можно пойти в свою комнату?
– Я же обещал, что со мной она будет в полной безопасности, – ответил Вожников. – Про другие места я такой гарантии дать не могу. Если кто-то из ищущих развлечений молодцов забредет в ее спальню… Ну, сам понимаешь.
– Да… – Мужчина смирился. Проходя мимо женщины, он на миг взял ее за руку, быстро произнес что-то непонятное, тут же отпустил. Наверное, обещал вернуться. Или попросил не уходить. Или просто шепнул о любви. Все-таки эти двое были симпатичной парой. Даже сейчас.
– Ну вот видите? – сказал оставшимся ватажникам Егор, когда бургомистр спустился по лестнице. – Теперь он принесет нам раз в десять больше золота, чем если бы вы его тут прижарили. Хорошо хоть, ходить еще может.
– Мало попросили, – тут же высказался один из ватажников.
– Отчего мало? – возразил другой. – Москва, вон, о прошлом годе от Орды за три тысячи рублев откупилась. А в дукате аж три рубля помещаются! Так то Москва. Ого-го! А это всего лишь крепостица малая.
После этого разговора на душе у Егора стало чуть легче – выходит, не прогадал. Свое дело сделал.
Любое селение, как его ни разоряй, всегда сохранит что-то ценное, что жители не выдадут при допросах, что не найдут ушкуйники при обысках, что уберегут особо хитрые или ловкие бабы. И задачей атамана было добиться того, чтобы толику сию жители принесли сами, по доброй воле. Иначе ее никак заполучить невозможно.
– А может, у них тут заначка есть еще поболее? – высказался ватажник. – Все же бургомистр, не кожевенник какой-нибудь!
– Так ищите, – предложил Егор. – Это ведь их я вам трогать запретил. А дом перетряхнуть – это пожалуйста. Сколько пожелаете!
Ушкуйники тихо переговорили и ушли. Князь Заозерский и обнаженная бургомисторша остались наедине. Дамочка была, надо сказать, очень даже ничего. Длинные каштановые волосы, крупная грудь – есть за что взяться. Широкие бедра, ноги растут от самых…
Вожников отвернулся, встал с кресла, прошел по зале. После того как ватажники поставили стол на ножки, она сразу приобрела деловой вид. Вероятно, именно здесь и проводились заседания правления города. Хотя – зачем тогда нужна ратуша?
Егор поднял стул, присел к столу, положив на него руки. Из окна прямо в лицо тянуло сквознячком.
– Иди сюда, – поманил он пленницу.
Та приблизилась, жертвенно отвела руки за спину, чуть вскинула подбородок. Губы у нее были розовые и пухлые, как после пластического хирурга. Или от плача, что ли, разнесло? Розовые соски напряглись, пошли тоненькими морщинками. А еще она пахла тмином. Как пирожок.
– Ты же обещал, князь, – сказала женщина тоном неопытной учительницы, вынужденной поставить двойку хорошему ученику.
– Что?
– Что ты меня не тронешь…
– У вас у всех только одно на уме, – вздохнул Егор. – Проголодался я. День получился долгий. Принеси мне что-нибудь выпить и закусить. Ваши погреба, думаю, будут грабить в самую последнюю очередь. Жратвы в Новгороде и без того хватает.
Хозяйка ушла, но очень скоро вернулась и стала накрывать на стол: вино, буженина, рыба, хлеб. При этом одеться она не посмела, прислуживала гостю полностью обнаженной, да еще при этом то притиралась горячим бедром, то поворачивалась спиной и поднимала что-то с пола, то наклонялась вперед, задевая грудью его щеку. Вожников совершенно перестал понимать: она боится изнасилования или сама этого добивается? Хочет пережить маленькое приключение, которое из страшного стало превращаться в совершенно безопасное?
Или, может, слегка свихнулась от пережитого? Такое тоже бывает…
– Милая леди, а вы сами не выпьете со мной вина?
– Как прикажете, князь.
Женщина опустилась напротив: томный взгляд, покатые плечи, рассыпанные по плечам волосы. И ничего более на всем теле. Егор понял, что чувствует что-то куда более сильное, нежели желание всегда исполнять свои клятвы. И это что-то очень сильно стремилось запятнать его чистую совесть…
Бургомистр с Федькой вернулись уже поздно ночью, когда Марго убирала со стола. Оба проводили уносящую пустые блюда, обнаженную хозяйку очень похожими взглядами. Только у одного в глазах горел ужас, а у другого восторг.
– Пятьсот, – опустил мужчина на стол тяжело звякнувший мешок. – Я выполнил твое условие.
– Можешь быть уверен, я тоже выполню обещание, – кивнул Егор.
– Очень на это надеюсь.
Вернулась женщина, принесла блюдо с рассыпчатой, как картошка, копченой треской, кувшин с вином, чистый кубок для мужа, другой – пареньку, на миг задержалась за спиной у бургомистра, наклонилась и прижалась щекой к его щеке:
– Все хорошо, дорогой. Я принесу сюда наше одеяло и перину. Спать возле князя будет безопаснее, чем в своей комнате. Эти ужасные русские бродят везде и всюду. Не стоит рисковать.
Поймав на себе настороженный взгляд мужчины, Вожников не выдержал и рявкнул:
– Если ты хочешь, чтобы твоя жена оделась, скажи ей это сам! Я привык пленниц раздевать, а не одевать!
– А чего? Пусть так, забавно! – довольно заржал Федька.
– Свою сперва заведи, а потом советуй, – отрезал Егор. – Давай ешь и спать ложись. Перед рассветом, коли все будет спокойно, подниму дежурить.
Больше они бургомисторшу так ни разу и не увидели. Смешная детская защита от всех страхов – толстое ватное одеяло – стала для нее самой настоящей крепостью. Женщина, ввечеру накрывшись с головой, пролежала у дальней от входа стены весь следующий день, не высовывая наружу даже носа – и ее тоже никто не тревожил.
Был, правда, у Егора соблазн вечером, перед уходом, попрощаться – но он сдержался.
В этот раз ватажники покидали город дисциплинированно и послушно. У них не было, как в Стекольне, ощущения, что чего-то не добрали, не нашли, не успели. Корабли ушкуйников стояли на рейде с полными трюмами, мешки воинов были тяжелы от золота и серебра, а оставленные в портовых амбарах товары и припасы, как все знали, оказались не столь уж ценны, чтобы тратиться на их перевозку.
Ни корабли, ни конница шведов еще не успели примчаться к несчастному Або, когда десятки кораблей, подняв паруса или взмахивая веслами, ушли от него в темноту моря, растворяясь в неизвестном направлении.
В прошлый раз ушкуйники бежали в сторону Датских проливов, и потому Егор