Кого я не ожидала увидеть на пороге, так это Наортэля с букетом роз (в этот раз — белоснежных) и в таком же кипенно-белом костюме.

— Госпожа Анна, поздравляю вас с днем рождения. Дозволите войти? — произнес он, сочась медовой улыбкой.

Откровенно говоря, я лишилась дара речи от такой наглости.

— Кто там? — Пытливо спросила мама, выглядывая в коридор. Рядом с ней явно изнывала от любопытства мама Артема.

— Знакомый… — процедила я, отступая в сторону. Надо думать, теперь Артему в подробностях расскажут о визите эльфа. Принес же его Локи[14]! — Не волнуйся, мам, я скоро вернусь.

Жестом предложив следовать за собой, я проводила гостя в кабинет.

— Присаживайтесь, — надо сказать, прозвучало довольно… негостеприимно. — Что привело вас ко мне?

К слову, чем больше я злюсь, тем более изысканно-вежливой становится моя речь и манеры, что нередко вводит оппонентов в заблуждение.

— Я лишь желал засвидетельствовать вам свое почтение! — провозгласил Наортэль, очаровательно улыбаясь, и одарил меня теплым взглядом миндалевидных глаз.

По-видимому, подозрения относительно его намерений оказались верными.

«… белый и красивый, так похожий на торт!» — вдруг отчетливо раздалось за стенкой, потом мама рявкнула на брата и звук моментально приглушили.

— Благодарю, но вполне достаточно было бы позвонить… — ответила я, пряча улыбку. Песня как нельзя лучше подходила для описания Наортэля, облаченного в белый шелк (масляный крем) и украшенного пеной кружев (взбитые белки).

Уловив насмешливые интонации, Наортэль вскинулся, сверкнув глазами, но потом как-то очень быстро опал, как не вовремя потревоженный в духовке бисквит. Хм, что-то меня потянуло на кулинарные ассоциации, может, съесть на десерт пирожное? Хотя скорее всего дело было в приторно-сладких манерах эльфа.

— Госпожа Анна, я хотел лишь узреть вас и признаться, что совершенно вами очарован! — Вымолвил он, простирая ко мне изумительно вылепленные руки.

Его ярко-голубые глаза блестели, губы капризно кривились, и вся эта пантомима была наигранной и абсолютно нелепой.

— Послушайте, — устало начала я, усаживаясь в кресло. Ноги ныли от танцев, голова кружилась от шампанского — не лучший момент для вразумления донжуанов. — Я ведь уже все вам объяснила. Зачем делать глупости?

Наортэль поджал губы и вскинул голову.

— Я вас не оставлю, невзирая ни на какие протесты!

Не находя слов — по крайней мере, цензурных — я молча на него смотрела.

Мотивы неожиданной страсти не вызывали никаких сомнений: уязвленное самолюбие пополам с удивлением. На какой-то миг даже стало его жаль — в каком же обществе он вращался, чтобы сходу пытаться купить женщину дорогими подарками? Теперь он был весьма решительно настроен, и с него сталось бы отомстить за «прямой посыл». Но и ложиться в постель из жалости и страха неприятностей — явный перебор.

Видимо, сочтя мои размышления благоговейным ступором, Наортэль выдернул меня из кресла и жадно поцеловал. Субтильность телосложения оказалась обманчивой, так что он без особого труда преодолевал мое сопротивление.

И что теперь делать? Разумеется, можно закричать, но только в крайнем случае. Устраивать скандал, а потом объяснять родственникам и друзьям, кто к кому приставал и почему — не лучшая идея. Оставалось надеяться, что Наортэль удовлетворится покорностью и отстанет…

Тщетно: он тем временем прислонил меня к шкафу и перешел к более интимным действиям, видимо, торопясь отпраздновать окончательную победу.

Кажется, придется что-то предпринять, иначе с него станется тут же и отомстить мне за все… Я что было сил укусила нахала за губу и попыталась оттолкнуть.

От боли и неожиданности он разжал руки и прижал ладонь к пострадавшему месту. О, какой укор и недоумение читались в его бирюзовых очах!

С наслаждением влепив эльфу пощечину, я уничижительно взглянула на него. Наортэль ответил прямо-таки по-детски обиженным взглядом. Неужели он и вправду думал, что я растаю от одного поцелуя? Самомнение просто безграничное!

Хм, а я ведь ему губу до крови прокусила… Впрочем, раскаяния я не испытывала. Если бы мальчишка (не по возрасту, а по состоянию души) пошел на приступ из-за нежных чувств, я бы поняла, простила и дала ему шанс. Но в данном случае, ни о каких чувствах речи не было, так что у меня лишь два варианта: расслабиться и получить удовольствие (впрочем, весьма сомнительно), либо отшить так, чтобы впредь было неповадно.

Я и раньше не испытывала к Наортэлю никакого влечения, а теперь он вовсе стал мне откровенно антипатичен. Подчиниться таким домогательствам означало полную потерю самоуважения, не говоря о неизбежных проблемах. Можно применить старый принцип: «Единственный способ общения с хищниками — быть отвратительным на вкус».

Все эти размышления промелькнули в моей голове буквально за несколько секунд — сказывалась профессиональная привычка быстро соображать и оценивать варианты.

— Полагаю, вы слишком увлеклись. — Сложив руки на груди, холодно произнесла я. — Посмейте ко мне еще раз приблизиться, и я подкину папарацци весьма занимательный материал, а также подам заявление в прокуратуру. Полагаю, последствия вы можете представить…

Похоже, Наортэль наконец-то воспринял мои слова всерьез и теперь молча разевал рот, как пойманная рыба.

— Надеюсь, мы больше никогда не увидимся! — закончила я, распахивая дверь.

Он попытался что-то ответить, но, по-видимому, не сумев подобрать цензурные выражения, вылетел прочь.

Хлопнула дверь, я устало прикрыла глаза. Адреналин схлынул, так что теперь дрожали руки и на глаза наворачивались слезы. Пришлось какое-то время сидеть, стараясь глубоко дышать и ни о чем не думать.

Немного успокоившись, я принялась рыться в ящиках стола. С трудом удалось сдержать победный вопль, когда поиски увенчались успехом. Дурная привычка бросать косметику где попало в этот раз оказалась кстати: женщины в нашей компании непременно заметили бы подозрительное отсутствие помады на губах и сделали выводы…

К счастью, гости уже устали и собирались расходиться, оставалось тепло со всеми попрощаться, с нетерпением поджидая, когда я наконец останусь одна. Слава богам, мой день рождения пришелся на пятницу, так что у меня было время отоспаться и отдохнуть…

Утром в воскресенье меня разбудил противный звук: кто-то настойчиво трезвонил в дверь. Нат наверняка отправился за продуктами, пришлось плестись в прихожую и впускать назойливого гостя (все равно поспать не даст!).

Смуглый черноглазый юноша — типичный рома[15] — улыбаясь во весь рот, протянул мне конверт, украшенный вензелями и сургучным оттиском печати с изображением бабочки…

Письмо гласило: