площадях вещают в том же духе. Но вещают они то, что приказываете вы. И тональность радиопередач изменится, когда мы придем к соглашению.

— Даже не «если», а «когда»? — неприятно усмехается другой старец. — Самоуверенности тебе не занимать, молодой человек. Интересно, что скажет по этому поводу, например, полковник Катор? Неужели он более не тот фанатик, что раньше? Не напомнишь, что он произнес, когда выстрелил в голову приору Туласу? Ну, помнишь, когда тот, связанный, стоял на коленях?

— Полковник Катор не фанатик, — Тейн снова пожимает плечами. — Приор Тулас лично приказал повесить его сына. Ненависть порождает ненависть, смерть ведет к смерти. Настало время прервать порочный круг, пока мы еще не переступили последнюю черту. Иначе…

— Иначе что? — лицо архибишопа Керна хмурится. — Что вы можете противопоставить нашей армии? Оружию Мечей — пламенным мечам, ледяным копьям, палицам, огнехлыстам? Способностям Щитов, останавливающих в воздухе пули вашего смешного порохового оружия? Огненным шарам вой- священников, сжигающим даже сам воздух? Ледяным дождям? Цепным молниям?..

— Многое, — лицо графа искривляет гримаса, и не понять — ненависти, отвращения или безнадежности. — Что тысячи ваших паладинов и десятки Защитников могут противопоставить десяткам тысяч ружей в руках вчерашних землепашцев, перед которыми наконец-то замаячил просвет в безнадежных тяжких буднях? Вашу армию просто сомнут массой. И смогут ли ваши Защитники задержать облака фосгена и хлорпикрина, несомые ветром? Да и пойдут ли они против тех людей, что клялись оберегать от опасностей? Вы высокомерны, но слепы. Вы не хотите видеть, что мир изменился…

— Довольно оскорблений! — с громким хлопком ладони из-за стола поднимается высокий вой- священник в синей сутане. Его лицо изборождено глубокими морщинами, глаза горят фанатичным огнем. — Довольно богохульств! Механисты — еретики перед Всевышним и людьми! Ваши отвратительные «машины», вся ваша так называемая «наука» — мерзость, которой нет места на земле! Многие века после Исхода милость Всевышнего поддерживала нашу жизнь, а Глаз Бога наблюдал за нами, силой своей отделяя добродетель от нечестивости. Многие сотни лет наши предки молились и получали достаточно, чтобы жить в гармонии с окружающим миром…

— Не жить! — резко обрывает его граф. — Выживать! Где ваш Всевышний, когда эпидемии уничтожают целые города? Когда в неурожайный год дети и старики умирают от голода, а женщины готовы отдаваться за кусок хлеба пополам с отрубями? Когда ураганы опустошают побережья, а пыльные бури в южных графствах сгоняют людей с места целыми деревнями? Ваша магия… — Он резко замолкает, потом продолжает уже совсем другим, тихим и смиренным голосом: — Приношу свои извинения Даорану. Не время и не место углубляться в философские вопросы. Мы должны принять решение о заключении перемирия, пока гражданская война не опустошила страну.

— Сядь, отец Курий, — в голосе архибишопа проскальзывает жесткая нотка, и священник нехотя опускается в кресло, продолжая, однако, сверлить графа Тейна ненавидящим взглядом. — Я принимаю извинения, пресветлый рыцарь, но они лишь слова, пустое сотрясение воздуха. Ваши поступки — вот что действительно оскорбляет Всевышнего. В нашем мире Святая Церковь и… «наука» не могут существовать одновременно. Не спорю, так называемые «ученые»-механисты добились многого. Но рациональная «наука» уничтожает веру людей в Бога, а без веры его сила не действует. Да, методы Церкви не всегда совершенны, но они позволяют нам существовать… пусть даже просто выживать, используя твои слова. Вы же предлагаете уничтожить проверенные церковные ритуалы, заменив их сомнительными новомодными приемами. Мы, здесь собравшиеся, чувствуем ответственность перед обществом…

— Вот здесь, — прерывает его Тейн, — мое предложение. — Он пересекает отделяющее его от стола пространство и кладет перед Керном толстый пакет, неуловимо возникший из складок грубого дорожного плаща. — Описанные здесь реформы позволят временно сгладить накопившиеся противоречия. Мы не предлагаем ничего радикального — просто заморозить сложившуюся ситуацию. Мы прекращаем антирелигиозную пропаганду, вы перестаете преследовать механистов. Мы выиграем время и сумеем понять, каким образом преобразовать государственные структуры так, чтобы никто из имеющих власть сегодня не потерял ее и в будущем. Ни власть, ни доходы…

— А! Так вы полагаете, что мы печемся только о своих доходах? — шипит сидящий с краю полный прелат в черной рясе с пурпурной оторочкой.

Граф молчит, не отвечая, лишь едва заметная ироническая ухмылка искривляет край его рта.

— Не стоит допускать личных выпадов, — Керн бросает недовольный взгляд на говорящего. — Тем более, что ни власть, ни доходы не имеют ни малейшего значения. Мы не можем пойти на сговор с еретиками независимо от причин.

Пакет внезапно вспыхивает ярким бездымным пламенем. Через несколько секунд на неповрежденном бархате остается лишь кучка пепла, которую сдувает на пол невесть откуда взявшийся порыв теплого ветра.

— Таков наш ответ, — лицо главы Конклава становится жестким и свирепым, как у каменных статуй в простенках. — У нас имеется встречное предложение к северным графствам, пресветлый рыцарь граф. Сдавайтесь. Разоружите и распустите ваши боевые отряды, сожгите вашу технику или передайте ее под контроль воинов Святой Церкви, уничтожьте радиостанции… Обещаю, что никто не станет преследовать рядовых участников мятежа. Руководителей, сам понимаешь, просто так отпустить мы не можем, но суд обещаю справедливый, а наказание — не слишком суровое. Никого не приговорят ни к смерти, ни к увечьям, ни к позору. Лишение титулов и гражданских прав, ссылка и пожизненный надзор — не такая уж и высокая цена за мир. И никакой гражданской войны… если вы беспокоитесь именно о ней.

— Ты не понимаешь, святой отец, — граф устало качает головой. — Дело не во мне. Дело в людях. Ваша магия — набор бессмысленных ритуалов. Да, странные телодвижения и неразборчивые речитативы приносят результаты. Но вы не понимаете, почему они работают. Вы даже не можете гарантировать, что ваши заклятья продолжат работать всегда. Под предлогом богохульства запрещая развивать технику, вы ставите себя в положение ребенка, зависящего от неведомых сил. Сегодня они благосклонны — а завтра? Что произойдет, если вдруг Глаз Бога перестанет работать? Между тем, человек наделен пытливым разумом, способным обеспечить общество гораздо более надежными и понятными средствами. Механический плуг в полтора раза увеличивает урожайность безо всяких ритуалов, а производится в мастерской в течение максимум недели и служит годами. Сколько времени нужно, чтобы обучить сельского священника? Каков у него в среднем процент удач? Вы знаете это не хуже меня.

— Граф! — голос Керна возвышается. — Я человек сдержанный, но слушать механистическую ересь на собрании Даорана — выше моих сил. Остановись! Я знаю, что ты хочешь сказать. Сейчас ты предложишь изучать Глаз Бога научными средствами, и я буду вынужден уничтожить тебя на месте. Не преступай черту, предупреждаю тебя.

Тейн горько усмехается.

— Люди преступили черту в тот день, когда обнаружили, что не обязаны зависеть от милостей капризных богов, таящихся где-то в горних высях. Загнать их обратно уже невозможно, разве что поголовно уничтожить. Я умоляю Даоран прислушаться к голосу разума…

— Наш ответ — нет, пресветлый рыцарь граф, — голос архибишопа наливается свинцовой тяжестью. — Если тебе нечего больше предложить, переговоры закончены. И, кроме того, ты арестован. Стража!

Резные двери зала распахиваются, входят четверо гвардейцев, одетые в черное. Камни в их кубиринах угрожающе полыхают разноцветными огнями. Клинки, Атрибуты Мечей, горят белым пламенем в воздухе пред Защитницами, и искрящиеся плащи, Атрибуты Щитов, в полном безветрии развеваются у Защитников за спинами.

— Вы не имеете права! — звонкий девичий голос отдается под сводами. — Он парламентер!

Гибкая фигурка — юная девушка, почти девочка, едва вступившая в пору весеннего цветения — выскальзывает из своего угла и гордо встает рядом с графом. Во взгляде — злая решимость. На лифе платья в солнечном луче горит золотая лилия на зеленом поле.

— Вы не имеете права! — повторяет девушка уже тише. — Он парламентер, и он здесь по моему личному приглашению! Он уйдет отсюда, когда ему вздумается.

— Отойдите в сторону, Ваше Высочество, — голос капитана стражи сух и бесстрастен. — Вы не имеете власти в здании Даорана. Вам дозволили присутствовать, но лишь как гостье.