восседал передо мною, я испытывал только что-то вроде беспомощного смятения, и все, переживаемое мной в тот момент, я выразил всего лишь в двух словах.

Он вынул трубку изо рта и нахмурился — мой вопрос, похоже, его удивил.

— За что?! Яот, ты спрашиваешь, за что? А сам ты как думаешь? Ты отравил моего носильщика, напал на него и на моего слугу, а потом удрал…

— Они хотели убить меня!

— Ерунда! Они просто хотели, чтобы ты пошел с ними.

— А что они вытворяли со мной сегодня? А эта жестокая шутка со стариком Дорогим?

— Да, Уицик иногда бывает тяжел на руку. — Мой хозяин задумчиво жевал трубку, потом картинно выпустил из уголка рта тоненькую струйку дыма. — Кто же знал, что он настолько перестарается?

Так вот в чем дело, подумал я. Как же я не догадался, что главный министр ацтекского государства не будет унижаться до того, чтобы стращать и пытать раба? Зачем? Ведь он может поручить это своему прислужнику, а сам останется ни при чем — будет ждать, как я выложу ему все, не выколоченное из меня слугой. Я не удивился бы, если бы он предложил мне затянуться его трубкой. Именно это он и сделал.

— Не хочешь покурить? Тебе полегчает. Между прочим, если мой слуга и впрямь хотел убить тебя, мы бы сейчас не разговаривали.

Пальцы мои прямо-таки сами вцепились в трубку. Я неуверенно затянулся. В бытность свою жрецом я приучился к крепкому табаку, который обжигал легкие, кружил голову и помогал впасть в состояние, необходимое для некоторых ритуалов. Но этот табак был совсем другой — ароматная вкусная травка, которую богатые господа набивали себе в трубки, чтобы порисоваться на людях. Я втягивал в себя душистый дым, пока не вспомнил, кто я и где нахожусь, и только тогда вернул трубку хозяину.

— Ты должен понять — человек в моем положении попросту не может позволить, чтобы его самый ценный раб исчезал, как это сделал ты. Да я бы просто стал всеобщим посмешищем. Поэтому мне пришлось как-то наказать тебя или сделать тебе формальное предупреждение. А ты ведь знаешь, что это такое.

— Да, господин, знаю. — Это означало, что меня в присутствии как минимум двух свидетелей заставят выслушать официальную речь, в которой перечислятся все мои проступки и прегрешения. Само по себе это наказание не было ахти каким устрашающим, разве что после двух таких предупреждений меня могли продать. А раб, зарекомендовавший себя «непослушным», продавался только для одной цели — для принесения в жертву богам.

— Вот и хорошо, что знаешь. А теперь, когда эту неприятную тему мы оставили, я хочу услышать от тебя, чем ты занимался после того, как пустился в бега.

Я рассказал ему все, что счел нужным, — как был на игре в мяч в Тлателолько, как видел там Проворного и как на меня напал Туманный. Как меня притащили в дом торговца в Почтлане и как Туманный снова покушался там на меня. Я сообщил, что пошел домой, а отправился к Рукастому — этого я, разумеется, не стал отрицать, ведь схватили меня именно там, — но свой визит туда я объяснил хозяину намерением поговорить с Рукастым об омовенном рабе Сияющего Света.

Я понимал, что он скорее всего не поверит в мою полную искренность, но мне было наплевать. Каждый из нас играл свою роль. Он изображал терпеливого добряка хозяина, а я — верного и преданного раба. Это продолжалось бы до тех пор, пока я исправно исполнял свою партию, а он не потерял ко мне интереса.

За все время он не перебил меня ни разу. Когда я закончил, он остался сидеть в молчаливой задумчивости, пуская табачные кольца и наблюдая, как они рассеиваются под потолком.

— Туманный? — пробормотал он наконец. — Ты думаешь, он и впрямь не кто иной, как твой старый враг со времен учебы в Школе жрецов?.. Ну, этот, как ты его назвал? Тельпочтли? И ты считаешь, будто он использует колдунов, чтобы заставить меня выдать ему тебя?

— Да, мой господин. А иначе зачем он тогда посылал тебе весточки с требованием выдать меня? Подобное послание было при мертвеце, которого мы выловили в канале.

Мой хозяин озадаченно нахмурился:

— Туманный посылал мне весточки?! Да ну, вряд ли! — Он осторожно отложил в сторону трубку. — Дай-ка я покажу тебе кое-что.

Главный министр страны ацтеков медленно поднялся и подошел к плетеному сундуку у окна. Когда он наклонился, солнечный луч упал ему на лицо, высветив каждую морщинку.

— А-а… вот оно! На вот, я хочу, чтобы ты посмотрел.

Он вернулся на свое кресло и протянул мне листок бумаги.

— Это письмо. Ой, да оно от Сияющего Света!

— Да, от твоего торговца. Читай.

— Написано в спешке и не очень умелой рукой, — вслух отметил я. — А написано здесь, что… — Прочитанные слова застряли у меня в горле.

— Твой дружок Рукастый вручил это моему слуге во второй день Ягуара то есть в тот день, когда ты посетил темницу.

— В тот день Сияющего Света похитили, его мать сказала, он покинул город. — Я недоуменно посмотрел на письмо. — Но тут что-то не сходится — или я неправильно понял.

Мой хозяин снова взял в руки трубку и откинулся на спинку кресла. Морщины на его лице пришли в движение; таким озабоченным и подавленным я его еще никогда не видел.

— Нет, как раз все сходится, — произнес он. — «Такую цену я назначаю за остальных колдунов. Отдай мне Яота, и они твои». Как видишь, все сходится.

— Да. Но раз он уехал из города…

— Если бы он уехал из города, то я должен был доставить тебя к нему в дом. Что я исправно исполнил на следующий день. Я надеялся, что его мать позаботится о тебе на время его отсутствия. Другое дело, что Туманный со своим парнем попытались обстряпать все сами, да все же сами и испортили, раз ты сумел от них удрать. — Он снова потянулся за трубкой. — Я получал и другие послания. Найденное при мертвеце, — он кивнул в сторону канала, — было одним из них. Так ты думаешь, колдуны находятся не у Сияющего Света, а у Туманного или Тельпочтли — если, конечно, это и впрямь одно и то же лицо? Это же означает, что торговец только лишь передавал наши с Тельпочтли послания. Как любопытно! — В голосе его не слышалось и намека на смех.

— Я думаю, господин, что их связывают гораздо более сложные отношения. Похоже, сначала они были любовниками, а теперь Сияющий Свет стал пленником Тельпочтли. Тельпочтли прибрал к рукам его самого, все его состояние и твоих колдунов в придачу.

— Ну что ж, тебе виднее. И где же живет этот Тельпочтли?

— А ты не знаешь?

— Конечно, нет! Чтобы я, главный министр, да таскался домой к какому-то мелкому мошеннику?! — От волнения он принялся размахивать трубкой, рассыпая вокруг себя пеплом. — Я всегда был предусмотрителен и никогда не встречался с этим человеком лично. Теперь вот даже жалею, что с его парнем связался.

— Господин, но если ты хочешь заполучить колдунов…

— То я могу просто сделать то, что меня просят — Сияющий Свет, или Туманный, или Тельпочтли, или кто там еще… — и отдать им тебя!

В комнате надолго повисла тишина. Я нервно ерзал, пока главный министр затягивался своей трубочкой. Я отчаянно гадал, не означает ли это, что спектакль окончен и проклятому слуге будет велено завершить действие, начатое утром в четвертый день Стервятника, — то есть захомутать меня в колодки, как зверя, и доставить прямиком к Тельпочтли.

Хозяин наконец вынул изо рта трубку.

— Успокойся, Яот. Если бы я хотел обменять тебя на колдунов, мы бы сейчас не беседовали. Так ведь? Я бы поручил этот обмен Уицику, да и дело с концом. Да только вот, по правде говоря, — голос его вдруг зазвучал совсем по-стариковски, устало, — не хочу я больше, чтобы меня водили за нос. Надоело мне это! И идеальным поводом отказаться от этого, похоже, стали все эти разговоры о богоподобных чужестранцах с востока. Ты понимаешь, о чем я?

— Нет, мой господин. — На самом деле я понимал — ведь сам еще утром твердил своему брату и Рукастому о тщеславии, алчности и зависти.