единственным человеком, поддерживающим связь с ее сыном или с его похитителями.
Когда я спросил у Рукастого, как все обошлось тогда у Эхекатля и моего брата, он, улыбаясь, успокоил меня:
— Не волнуйся. Звезда позаботилась о них.
— Как это?
— Пока Уицик возился с тобою, она спрятала их обоих в маисовый закром.
Тут, впервые за долгое время, я улыбнулся, когда представил себе, как Лев, выбравшись из пыльного деревянного ларя, отряхивает с себя шелуху и сыпет ругательствами под безудержный хохот Звезды.
Мой хозяин попросил Рукастого сопровождать нас на застолье. Мне удалось убедить старика Черные Перья, что обычный вооруженный телохранитель попросту спугнет своим видом нашу добычу, да к тому же до смерти перепугает торговцев. Кроме того, напомнил я, среди гостей и без того будет немало воинов.
Рукастому выдали такой же нелепый наряд, как и мне, правда, в отличие от меня он не больно переживал из-за таких пустяков.
— Ты глянь-ка, он никаких денег не жалеет, наш господин! — восхищенно заметил он.
— Да ты бы хоть что понимал в этом! Это же дешевая одежка!
Тут я, конечно, слукавил. Юбочки наши были из перьев цапли, никак не меньше, плащи на кроличьем меху расшиты переливчатыми перьями скворца, браслеты на руках и ногах хоть из простой кожи, а не из шкуры оцелота, но зато безупречной выделки! Я бы не удивился, если бы мой хозяин, боясь оказаться в тени собственных слуг, сам вырядился в дорогущие перья птицы кецаль и в какое-нибудь нефритовое ожерелье.
Выходной наряд господина Черные Перья и впрямь оказался великолепен — синий плащ с узором из бабочек поверх юбки, расшитой золотом тоже в виде малюсеньких бабочек. Браслеты на руках и ногах из золота, а на одной руке даже с инкрустацией из бирюзы. Нефритовые серьги в ушах и в носу, нефритовое ожерелье на шее. Голову его венчал убор из красных перьев колпицы, промеж которых красиво ниспадали вниз длинные сине-зеленые перья птицы кецаль — они блестели и переливались на солнце, когда мой хозяин шагал к каноэ впереди нас.
Горделиво усевшись и расправив вокруг себя плащ, он скомандовал лодочнику:
— В Почтлан!
Тринадцатое число Змеи считался не самым благоприятным днем для застолий, но и не самым плохим. Предсказатели утверждали, что в этот день не должно случиться дождя, и никто из гостей скорее всего не поперхнется за столом индюшачьей косточкой, а утопленные в меду грибочки подействуют на пирующих умиротворяюще и не настроят на драчливый лад. Боги явно благоволили нам, ибо вечер выдался блаженный и теплый.
Старик Черные Перья пребывал в разговорчивом настроении.
— Вечерок предстоит приятный. Давненько я так не радовался застолью. Может, еще и потанцую.
Я надеялся, что до этого не дойдет. Мне пришлось бы таскать его золоченую погремушку, которую он нацепил бы на спину, если бы вздумал танцевать. Я представил себе, как он перебирает болезненными старческими ногами, то и дело заплетаясь и спотыкаясь, и ужаснулся. Впрочем, я надеялся, что, когда грибочки сделают свое дело, он скорее всего захочет отдохнуть где-нибудь в доме за чашкой шоколада в компании остального старичья.
— А кто там будет, господин, на этом празднике? — поинтересовался Рукастый.
— Кто будет? Да все важные люди. Старейшины торговых родов, губернатор Тлателолько со своим заместителем и множество крупных сановников, включая твоего брата, Яот. Главного городского стража на такие празднества всегда зовут охотно.
Мне стало любопытно, знает ли мой хозяин о том, какую глубокую ненависть питает к нему Лев.
— Да моего брата повсюду зовут охотно. Мне кажется, он ни разу не платил за еду с тех пор, как назначен на эту должность, конечно, кроме тех случаев, когда сам устраивает застолье. — Я повернулся к Рукастому: — Видал? Это означает, что Лилия с отцом рвутся восстановить доброе имя семьи, подпорченное Сияющим Светом, и оправдаться в глазах общества. Им предложили устроить застолье, предупредив всего за каких-то три дня, но они не стали спорить. Может статься, они потратили на угощенье последнее, что у них было, и все это ради того, чтобы принять людей, истово желающих им смерти. Так что мой тебе совет — к еде лучше не притрагивайся да пей побольше шоколада, чтобы не утратить бодрости и быть начеку.
Мой хозяин благосклонно улыбнулся — то ли мысленно одобрил мой совет, то ли и впрямь предвкушал удовольствие от праздника.
Главного министра встретили цветами, которые преподнес не какой-нибудь слуга, а прославленный, доблестный воин.
— Прими, о господин, щит! Прими, о господин, копье!
Передав свою чашу с табаком Рукастому, мой хозяин принял подношение — в левую руку огромный желтый подсолнух, символизирующий щит, в правую — копьецвет.
— Как мило! — пробормотал он, понюхав цветок и шагнув в самую гущу толпы во дворе.
Нас с Рукастым старейшины словно и не заметили — их интересовали все прибывающие новые почетные гости.
Лилия собрала в своем доме поистине сверкающую толпу. Золото, нефрит, янтарь искрились и переливались на их владельцах при каждом малейшем движении. Повсюду колыхались красные, желтые, синие и зеленые перья. Плащи и накидки пестрели всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками. Одним словом, здесь собрался самый цвет Тлателолько — богатые торговцы пользовались случаем пустить пыль в глаза, а суровые воины одним своим видом напоминали торговцам, что в любой момент могут присвоить себе их состояние.
Всего каких-нибудь сорок лет прошло с тех пор, как предки этих вот самых воинов ворвались в северную часть Мехико и, скинув с высокой пирамиды последнего правителя Тлателолько, водрузили на его место военного губернатора. Преемник того губернатора был сегодня среди гостей. Видеть его любезно беседующим с торговыми старейшинами было как-то странно — прямо-таки не верилось, что он является символом их формального подчинения Монтесуме; хотя стоило понаблюдать повнимательнее, и знаки такого подчинения становились заметны. Во-первых, торговцы были одеты дорого, но не слишком броско — чтобы не затмевать его. Перья птицы кецаль на их одежде были взяты с крыльев, а не из хвостового оперения; ожерелья на шее изготовлены из обычного золота, а не из янтаря или нефрита, а добротные хлопковые плащи украшены простеньким цветочным узором, но никак не изображениями змея, раковины, бабочки или орла. Разносить угощения для гостей выпало опять же старейшинам, и делали они это, надо сказать, вполне изящно, никого не обходя стороной, но с особым вниманием прислуживая губернатору, его заместителю и наиболее почтенным сановникам.
Мы с Рукастым не сводили глаз с этих разносчиков угощений — нашей задачей было приглядывать за хозяином на случай, если он соблазнится и вздумает отведать какого лакомства. Впрочем, меня больше интересовали гости. Смотреть мне было проще не на их лица, а на ноги, вот я и шарил глазами понизу, выискивая среди мозолистых, обутых в сандалии ног торговцев и воинов, среди расшитых подолов их плащей тоненькие изящные женские лодыжки или подол женской юбки.
Среди гостей присутствовало несколько женщин — в основном жены торговцев, сопровождающие мужей или пришедшие вместо них. Но некоторые находились здесь сами по себе — женщины, имевшие собственное торговое дело. Прошерстив их всех глазами и разглядев их лица, я оказался разочарован, так как Лилии среди них не оказалось.
Я пытался заранее придумать, что скажу ей при встрече, но на ум ничего не приходило. Впрочем, с точки зрения моего хозяина, важно было другое — чтобы она, увидев меня, сообщила об этом Проворному, и тогда Тельпочтли явился бы сюда за мной. Вот этого и ждал мой хозяин. А чего же ждал я?
Я представлял себе, как обвиню ее в том, что она впустила в свой дом человека, пытавшегося убить меня; как упрекну ее в предательстве и потребую признаться, означала ли для нее хоть что-нибудь та ночь,