где все знакомо, стоит на своих местах, удобно расположено.

А. Тоффлер обращал внимание на то, что мы живем в мире блип-культуры[262]. Вместо длинных «нитей» идей, связанных друг с другом, нас окружают «блипы» информации: объявления, команды, обрывки новостей, sms-сообщения, которые не согласуются со схемами. Новые образы и представления не поддаются классификации – отчасти потому, что они не укладываются в старые категории, отчасти потому, что имеют странную, текучую, бессвязную форму. Средствами коммуникации становятся ICQ, электронная почта, разнообразные сайты (сайты знакомств, блоги, LiveJournal), мобильная связь. Непосредственный контакт человека с человеком сводится к минимуму: можно не видеться с другом долгое время, но поддерживать общение с помощью информационных технологий. Подчас даже используются, казалось бы, неприспособленные для коммуникаций средства связи: вместо того, чтобы впустить звонящего в домофон гостя в свое домашнее пространство, хозяин оставляет его во внешнем мире и общается, используя домофон в качестве телефона. Человек всегда оставляет за собой право выбора общения с тем или иным человеком, право допускать или не допускать другого в свое приватное пространство, он может в любой момент прервать контакт с помощью информационных средств, или возобновить его.

Принудительные связи и обязательства традиционных обществ, основанные на унаследованной принадлежности к социальному классу, религии, полу, национальности, согласно Ф. Фукуяме, заменяются связями, принимаемыми добровольно[263]. В современных обществах степень свободы выбора возросла, в то время как узы, связывающие их с системой социальных обязательств, заметно ослабли. Сеть Интернет дает возможность развить добровольные социальные связи до степени, о которой раньше нельзя было и мечтать: можно общаться с людьми со всего земного шара, основываясь практически на любых общих интересах, от дзен-буддизма до эфиопской кухни, вне зависимости от физического местонахождения. Главное, чтобы человек не стал воспринимать информационную паутину как родной дом, не перепутал реальное и виртуальное пространства. Ведь Интернет-зависимостью по данным социологов страдают около 10 % населения всего мира, а в Финляндии молодым людям с данным видом зависимости даже предоставляют отсрочку от армии[264].

В эпоху глобализации именно культура призвана играть роль глобального контекста, репрезентирующего интересы, притязания и тенденции сохранения и воспроизведения социокультурного многообразия. Человеку свойственно «одомашнивать» то пространство, в котором он живет. Виртуальные пространства человек осваивает, транспонируя самый привычный и знакомый с детства образ – образ дома на неосвоенный мир Интернета. Человек все больше и больше замыкается в себе, в своем приватном пространстве, выходя в публичное пространство практически только с помощью информационных технологий, находясь при этом дома. Поэтому основной задачей культуры является сохранить в столь насыщенном информационном мире культурные традиции и ценности, сохранить гармоничное сочетание приватного и публичного пространств в жизни людей, дабы человек мог стать самобытной, развивающейся и культурной личностью.

Необходимость предать анализу трансформационные процессы, которым подвергается образ женственности в художественной культуре второй половины XX века, обусловлена обращением к проблематике тендера и существованию феминного в современной культуре. Трактовка феминности в постмодернизме, а также выявление образа женственности в инновационном обществе, во многом сильно отличается от традиционного и даже модернистского представлений о женственности. Во многом благодаря сексуальной революции возникают вариативные трактовки женственности, сама идея феминного перестает быть самоценной, в результате чего возникает не просто множество тендеров, но и, так называемые, трансгендеры (промежуточные тендеры). В сфере построения современного художественного процесса феминное становится некой игрой, в которую активно пытаются сыграть многие художники. В рамках данной статьи будет рассмотрена трансформация образа женственности в художественной культуре второй половины XX века или же интерпретация идеи феминного в современном искусстве.

Современная художественная культура трактует идею женственности во многом перверсивно. Это связано со становлением, во многом в последствии сексуальной революции, инновационной феминности, иначе говоря, классическая традиционная тендерная модель перестает считаться единственно возможной, и трансформируется сам образ женственности.

Философские трактовки постмодернистами идеи женственности обосновывают теорию феминного зачастую через перверсию, равно как и саму идею сексуальности. Связано это во многом с сексуальной революцией, которая определилась постфрейдистской философской мыслью в частности.

Необходимость интерпретации женского образа в современной художественной культуре вызвана возможностью существования полигендерного пространства в культуре второй половины XX века.

Постфрейдистская философия рассматривает идею «подавления» как основополагающую. «Подавление» становится одной из причин сексуальной революции середины XX века. Открытие еще фрейдизмом в середине XIX века «подавления» стало, своего рода, точкой бифуркации, в которой пошатнулась традиционная система ценностей. Вильгельм Райх в работе «Сексуальная революция»[265] пишет о том, что подавление и официальная мораль, которая формирует определенные поведенческие каноны, способствует, с одной стороны, торможению, с другой – еще большему возгоранию сексуальной революции. В основе регулирования морали лежит экономический принцип, – пишет он, – и согласно традиционной нравственности «роль женщины в половой близости – быть соблазненной»[266] либо же быть терпимой к проявлению мужской власти. В основе этой революции лежит идея раскрепощенности, с одной стороны, но с другой стороны, желание сформировать новую сексуально-экономическую модель [267].

В результате длительного подавления либидальной сущности и нераскрытости истинной природы феминного возникает новый культурный бум, выражающийся в полигендерности или отказе от половой идентичности. Феминизм и суфражизм пересматривают роль женственности в обществе. Как пишет основатель Московской тендерной школы Ольга Воронина в статье «Социокультурные детерминанты развития тендерной теории в России и на Западе»: «Сегодня феминизм – это, прежде всего, альтернативная философская концепция социокультутрного развития. Однако в течение довольно длительного периода он существовал как идеологическое равноправие женщин и как социально- политическое движение. Эти два аспекта феминизма чрезвычайно важны для становления его теории: именно в поисках ответов на реальные вопросы, касающиеся статуса женщин в обществе, теоретики феминизма не удовлетворенные традиционной социальной наукой, стали формулировать и свою теоретические претензии к традиционному западному знанию и новые теоретико-методологические подходы к анализу культуры»[268]. Это означает лишь, что исследованию женственности в современной философской мысли уделяется достаточное значение. О. Воронина также отмечает, что, несмотря на трансформацию идеи феминного, все равно остаются непоколебимые тендерные стереотипы. Так, точным наукам придается статус маскулинного, в то время как, например, филология, понимается через призму терминов феминного. Тендерные стереотипы – это почти устойчивая категория, и попытка разорвать стереотипы приводит к появлению шоковой социокультурной ситуации, которая и создает некую ауру игры для современной художественной среды.

Различные пертурбации, связанные с эксплуатацией идеи феминного в современной художественной культуре связаны в первую очередь с философией постмодернизма и его трактовок психоаналитической концепции. Основополагающей в данном случае является концепция Жана Лакана и его представление о Большом Другом.

Постичь другое и, следовательно, собственную идентичность, для человека представляется невозможным, но в данном концепте интересен вовсе не результат, а процесс, который все больше и больше отдаляет человека от другого, и, отдаляя, создает поле пустых индексов (шифтеров[269]), лишенных референта. Шифтеры могут наполняться значением, необходимым в определенном контексте, игра контекстов создает преграду для достижения другого, но в этой игре предпринимается попытка достижения идентичности. Игра знаков, игра контекстов рождает игру и самой