чувашской музыке значительно отличается от стилистики других народов.

Истоки чувашской народной музыки следует искать в культурах древнейших этнических предков чувашей – прежде всего тюркоязычных племен, появившихся в Поволжье в VII-VIII веках нашей эры, а также в культурах других этносов, с которыми проточувашские племена соприкасались в местах совместного обитания: более тысячелетия в Поволжье, ранее – около 600 лет – на Северном Кавказе и, еще ранее, на рубеже старой и новой эр – в Средней Азии.

Сравнительный анализ археологических данных с историко-этнографическими и фольклорными сведениями, а также изучение особенностей бытования описанных типов музыкальных инструментов позволяет говорить об их многообразных функциях в синкретических обрядовых комплексах.

Традиционный чувашский инструментализм – явление не только музыкально-художественное, но и историческое, социальное, этническое. В течение тысячелетий, развиваясь по законам внутренней эволюции, в музыке сохраняются архаические элементы, восходящие к различным этапам этногенеза и исторического прошлого народа. Следует отметить, что чувашская музыкальная архаика не ограничивается простейшими примитивными формами, она несет в себе признаки высокоразвитого искусства. Уровень ее развитости был достаточен для того, чтобы не только впитывать достижения окружающих культур, но и влиять на них.

Богатые традиции инструментального и вокального музицирования, сложившиеся в полифункциональных синкретических комплексах древнего искусства, создали важные предпосылки для формирования основных исполнительских форм чувашской музыки. В чувашской инструментальной музыке, как в своеобразном эстетическом феномене традиции в целом, доминирует творческое импровизационное начало, эмоциональная приподнятость, значительное место принадлежит живому действию.

Причины хорошей сохранности древних черт народной культуры чувашей следует искать в истории этноса. Чуваши, по крайней мере, с XIII века непрерывно пребывали в условиях национальной несвободы, вдали от крупных центров и событий мировой истории, ограничиваясь традиционным крестьянским трудом и бытом. «У чувашей сравнительно поздно установилось классовое общество, лишь в X веке. В дальнейшем, ввиду жестокого гнета золотоордынских и казанских ханов, задерживалось развитие феодальных отношений, не образовалось сильной феодальной знати и национальной государственности. И после вхождения чувашей в состав Русского государства режим национально-колониального гнета, державший народные массы в темноте и забитости, благоприятствовал живучести родовых пережитков в быту»[201].

Наглядно иллюстрирует это положение хорошая сохранность древней обрядовой системы и соответствующих жанров в музыкальном фольклоре. Близкие аналоги в чувашской жанровой системе обнаруживаются в архаических пластах фольклора соседних народов – например, у татар-кряшен, где точно так же, как и у чувашей, вплоть до XX века сохранилась диалектная структура музыкального фольклора[202]. Разумеется, к роли архаики в народной культуре сегодня нельзя подходить с оценочных позиций – ни как к недостатку, ни как к особому достоинству. Это исторически сложившаяся реальность, своеобразная сторона чувашской культуры.

К ранней эпохе следует отнести и происхождение пентатонических ладов чувашской народной музыки. В этом отношении она входит в обширную евразийскую систему пентатонных культур, Волго-Камье – один из крупных очагов пентатоники.

К глубокой древности относится происхождение квантитативной ритмической системы, являющейся, наряду с пентатоникой, общетипологической чертой чувашской народной песни. Этот род ритмики также имеет распространение в архаических пластах многих культур. Науке известны его формы в музыкально- поэтическом искусстве древней Индии, Ирана, Греции и Рима, средневековых арабских и европейских стран. Следы таких взаимодействий культур многообразны, их находят в археологическом, этнографическом, антропологическом, лингвистическом материале, в народных верованиях и мифологии[203].

Композиционные формы чувашской инструментальной музыки относятся к куплетно-вариационному типу, складываясь из варьирующих колен примерно одинаковой протяженности. В случае сопровождения песен и плясовых припевок инструментальные аккомпанементы подчиняются их стилю и форме – дублируя ее или дополняя небольшими отыгрышами.

Музыка испокон веков пронизывала как общественную, так и семейную жизнь чувашей. Песни и наигрыши были не только отдыхом, развлечением, украшением бытия, через обязательные обряды они входили в жизнь крестьянина – в годовой круг ведения хозяйства. Без исполнения специальных наигрышей и песен были немыслимы такие семейные события, как родильные, свадебные, похоронные, поминальные обряды, праздники взрослых, забавы детей, подростков, развлечения молодежи. В многообразных жизненных ситуациях музыка не оставалась простым фоном. При проведении обрядов она выполняла ритуально-магические функции. Кроме того, музыкальный фольклор служил удовлетворению духовно- эстетических потребностей, являлся одним из действенных средств воспитания, формирования нравственного облика человека.

О большой приверженности к музыке и о древности бытования музыкальных инструментов у чувашей свидетельствует особое почитание музыкантов – их считали почти волшебниками, а музыкальные инструменты обожествлялись либо имели своих божественных покровителей.

Нередко составлялись ансамбли из нескольких инструментов с прибавлением различных мембранофонов и идиофонов. Так этнограф середины прошлого века С.М. Михайлов писал о «чувашском свадебном оркестре», состоящем из одного-двух пузыристов-волынщиков и двух «холостых молодцов с бубнами, называемыми барабанами»[204]. Волынщики или скрипачи, представляющие свиты невесты и жениха, могли вступать в соревнование друг с другом. Число барабанщиков доходило до семи. Ансамбли собирались и во время других обрядов.

Музыка чувашей, удовлетворяя все эти потребности, была весьма разнообразна в эмоционально- образном отношении. Описывая музыкальные обычаи чувашского народа, этнографы прошлого сходились в признании его природной одаренности и утверждали, например, что мелодика чувашских песен отличается значительной подвижностью и музыкальностью.

Важной предпосылкой изучения проблем традиционной музыки является установление и анализ музыкальных явлений в контексте духовной культуры и быта народа в разные периоды его истории. В этой связи рассмотрение древнейших пластов культуры, представленных музыкальными инструментами, активно использовавшимися в синкретических комплексах, позволяет многое выяснить в процессах формирования музыкальных традиций.

Среди очевидных каналов взаимосвязи – инструментальная музыка и песня. Главное, что роднит инструментальную музыку и песню – интонационность, тематическая и ритмическая основа. Значительную часть музыкального материала наигрышей составляют мелодии песен.

Инструментальная музыка часто выступает вместе с песней в виде сопровождения, однако именно ей свойственны черты своеобразного профессионализма. Как и песне, инструментальной музыке присуща традиционность, бесписьменная, контактная форма сохранения и передачи традиции. Поэтому, произведения народной инструментальной музыки, живут в традиции только в процессе исполнения. Но в отличие от песни музыканты могут изменять объем наигрышей в зависимости от ситуации и настроения, без утери смыслового содержания.

Следует отметить ошибочность распространенного представления о преобладании одноголосия в чувашской народной музыке. При ансамблевом исполнении традиционного репертуара естественно возникает многоголосие, гетерофонного типа, которое является одним из устойчивых признаков национального «звукоидеала».

Для исследования чувашских музыкальных традиций инструментальная музыка имеет особое значение. Являясь памятником материальной и духовной культуры, она уже в силу своей специфики обладает огромной информативностью для изучения инструментов с ранних периодов этноса, ее прохождения, развития, трансформации способствует рациональному осмыслению многих закономерностей музыки, разграничению разнообразиях функций голосообразования, развитию теории музыки.

Тесно связанный с традиционной деятельностью и веками складывавшейся ментальностью народа, их породившего, принявшего или стабильно использовавшего в своей многовековой практике, инструментализм явился мощным идентификационным фактором этнической культуры, порою более