Коленки у меня задрожали, и я кинулась назад в зал, из которого пришла. Я забегала в десятки коридоров, но в конце концов повсюду передо мной вырастала дверь, на которой мерцала неумолимая надпись:

Лабиринт попросту взял меня в плен. Я почувствовала, как по лбу у меня потёк холодный пот Если я не войду в одну из этих дверей, мне так и придётся блуждать взад и вперёд по этим переходам, пока я не погибну от голода и усталости. Впервые мне стало ясно, что, может быть, я никогда не увижу маму, и в приступе отчаяния я распахнула страшную дверь.

И сразу меня охватил трепет и почтение, как бывает, когда входишь в церковь. Но не потому, что грот, в который я вступила, напоминал часовню, хотя были там и цветные витражи, сквозь которые струился мягкий свет, и колонны, покрытые ажурной резьбой, изображавшей цветы, а потому, что сам воздух в этом гроте был пронизан тайной. Казалось, этот воздух превращался в молитву, готовую сорваться с губ, и мне даже пришло в голову, что неплохо бы опуститься на колени, что я и сделала.

По сторонам высились груды окованных железом сундуков с замысловатыми замками; было так тихо, что я слышала, как звенит кровь у меня в ушах.

«Что же здесь опасного для моей жизни? — подумала я. — Нигде не видать ни малейшей угрозы, и даже каменные плиты под моими коленками словно бархатные».

Я поднялась и хотела уже как следует рассмотреть этот грот, как вдруг двери, замаскированные в стенах, распахнулись и пропустили целую толпу эльфов. Они были одеты в зелёные облегающие трико, а на спинах у них, так же как у цветов-ангелов, красовались прозрачные крылышки. Когда эльфы торопились, они пускали эти крылышки в ход и очень грациозно перелетали на расстояние нескольких метров. Но даже когда они стояли на месте, чувствовалось, что у них есть крылья: во всей их осанке было что-то неуловимо воздушное. И вместе с тем они были сильные: я обратила внимание, как легко они переносят тяжёлые кованые сундуки.

Они сновали по гроту, не замечая меня, точь-в-точь цветы-ангелы, и я могла любоваться ими без помех.

Они расставили столы посреди грота, а потом раскрыли сундуки. В одних сундуках оказалась листва, в других лепестки разных цветов и фасонов, в третьих пыльца, корешки, стебельки. Тут закипела работа. Эльфы ловко мастерили новенькие цветы и усаживали их рядами на мраморные плиты пола, а те сидели неподвижно, как куклы.

Внезапно все эльфы прекратили работу и повернулись к той двери, что была украшена пышным фронтоном, над которым сияла звезда.

Вошёл юный властелин. Видя его улыбку, я как-то сразу почувствовала себя бесконечно счастливой. Он был одет так же, как эльфы, в зелёный бархатный наряд, тесно облегавший стан. С его плеч ниспадал вышитый плащ, а его вьющиеся белокурые волосы венчала золотая корона.

«Это принц Весна», — сразу поняла я.

Он приблизился к мраморному столу, бережно взял цветочек, который оставили там эльфы, и сказал:

— Кажется, нам недостает васильков?

Старший мастер согнулся в поклоне. Принц приблизился к одной из стен грота и хлопнул по ней ладонью. Из стены забил источник, принц окунул цветок в его воду и торжественно объявил:

— Флора дарует тебе жизнь!

Юный василёк тут же ожил и запищал. Принц Весна, по-моему, сам наслаждался своей властью даровать жизнь и с восторгом смотрел на малыша, который барахтался у него на руках.

А эльфы уже выстроились в цепочку и протягивали ему другие цветы, которые он один за другим окунал в воду источника жизни. Тут к нему приблизилась вереница вьюнков, которые были как бы повитухами. Каждый вьюнок брал в руки новорождённый василёк и уносил его из грота через белую дверь. Меня вдруг охватило смутное беспокойство. Мне припомнились грозные слова паука. Я проникла в тайну рождения цветов, и теперь мне грозила смертная казнь. Мне казалось, что кто-то за мной наблюдает, и я то и дело озиралась по сторонам. Скоро мной завладела одна мысль: «бежать!» — и я выскользнула из грота вслед за одним из вьюнков, который баюкал на руках новорождённый василёк и напевал ему колыбельную.

Я пошла за вьюнками по дороге, кружившей среди огромных скал. Вьюнки шагали медленно, гуськом, и когда какой-нибудь из крошечных васильков принимался плакать, все вьюнки хором затягивали колыбельную:

Вскоре скалы по сторонам дороги стали ниже. Тут и там всё чаще попадались домики. Издали они напоминали фарфоровые вазы.

Вьюнки входили в дома, оставляли там свою ношу, и оттуда раздавались радостные крики: я поняла, что каждый василёк обретает таким образом семью и маму с папой.

Чем дальше, тем выше становились дома. Одни были пёстрые, как морские ракушки, другие то и дело меняли цвет, словно переливчатый шёлк. Какая-то астра, сидевшая с вязанием у окна, приветливо кивнула мне, а я в ответ помахала ей рукой.

Улица становилась всё оживлённее. Проезжали маргаритки на жёлтых одноколёсных велосипедиках, быстрых, как молния.

Прошествовала медведка, толкая перед собой тачку, гружённую горшочками с мёдом. Тюльпаны возвращались по домам, неся на головах хорошенькие корзинки, полные покупок. Это бы ещё куда ни шло, но когда я вышла на главную торговую улицу города, Златопесочную, изумление моё достигло предела.