у загорелого колена парня. — От границы «рапидшара» до парня было пять-шесть метров. — А девушка, Джульетта, входила в воду.

«Рапидшар» схватил её так, что поза её пребывала в веках поразительно изящна. Особенно сталкерское мужичьё умиляли её ручки, запястьями прижатые к бёдрам, с отставленными ладошками. На левом мизинчике у неё было колечко, должно быть, серебряное. В воду она зашла буквально на два шага, но водоём, видимо, был глубок, ей было уже выше коленей. Русые шёлковистые блестящие волосы спускались до самой попы, а на попе были трогательные, явно не купальные, кружевные розовые трусики с надписью Lucky Friday, и больше на девушке ничего, ничего, совсем ничего не было. Солнце над пляжем было в зените, ни единой не было на пляже тени, всё сверкало: и Джульетта, и вода, и трава, и песок, и фольга на горлышке бутылки — светилось юным загаром, голубело, зеленело, желтело, серебрилось, дышало покоем и любовью, и явственно слышны были райские арфы, тихонько наигрывающие вечную песню What A Wonderful World. И сияющие синие с золотом стрекозы висели тут и там. И ни облачка не было на небе, но на нежные веточки единственного в пейзаже кустика, экзотического какого-то кустика, явно райского, цветущего, одно облачко было легко наброшено — белое, белоснежное платьице.

Бывало, сталкеры сидели у «рапидшара» часами.

Не пялились. Не зырили. Не таращились.

Внимали.

Вот только™ висели в шекспировском «рапидшаре» не только стрекозы, платьице и общее умиротворение.

Говорят, первым заметил Пулю Пидораса знаменитый и вроде бы даже никогда не существовавший Слепой, чуть ли не в девятом году.

Да, у какого-то человека достало фантазии и душевного спокойствия выстрелить Джульетте в голову. Это было несложно определить, встав на то место, откуда человек стрелял, и приседаниями- подпрыгиваниями подогнав рост под взятый прицел. Пуля, выстреленная, насколько можно было рассмотреть её, из «грача», идеально перекрывала головку Джульетты, прямо в затылок ей шла. Нетрудно было прикинуть, что стреляло существо ростом где-то метр семьдесят пять и что существо стреляло недурно — в головы неподвижных четырнадцатилетних девушек.

Кто был этот стрелок, установить, разумеется, не удалось. Сразу никто не похвастался, спьяну или по-трезвому, ну а потом, позже, не признался бы и под пыткой. Но скорее всего, самое вероятное, что паскуду прибрала Матушка невдолге после его шутки стрельнуть в голову купающейся девушке. Прибрала его Зона, и даже сама смерть с отвращением забыла его имя. Имя получила пуля — стала Пулей Пидораса.

С ходу пуля проникла в «рапидшар» метра на четыре — со временем охранная граница «рапидшаров» как бы твердеет, в свежий можно даже своими ногами шага на три-четыре углубиться, — и висела, жёлто, масляно, медово светясь на солнышке почти над головой Ромео. — В Ромео, кстати, не выстрелил неведомый остроумец. — И вот с тех пор каждый сталкер, оказавшийся волею судеб или барыша рядом с «рапидшаром», считал себя обязанным выстрелить в Пулю Пидораса с таким расчётом, чтобы сбить её с цели, когда и если где-то в мирах или временах «рапидшар» лопнет.

Не менее трёхсот пуль разного калибра и разного качества висело рядком в воздухе слева от Пули Пидораса. — Только слева можно было стрелять, чтобы не задеть ни Джульетты, ни её платьица. — Били, разумеется, не прямо в пулю, а с упреждением. Парень с натянутой на голову майкой, конечно, рисковал оглохнуть, когда Зона скажет: «отомри», но больше поделать ничего было нельзя. Больше одного разу за подход стрелять было не принято, да и толчея из выстрелов уже образовалась в сладком воздухе неведомого райского пляжа… Они здорово портили вид и сущность потрясающей декорации, заключающей в себе настоящую любовь и истинное умиротворение, но с этой стороны стекла ни один, даже самый грязный и упрямый мародёр, не мог даже и помыслить пройти мимо, не попытавшись спасти эту красоту своим выстрелом.

— Жива, слава богу, — ответил Клубин. — У Ромео тяжёлая контузия, разрыв барабанной перепонки. Оглох на одно ухо. Девочка очень испугалась, лечилась от заикания. Полицейские собрали — вырыли и выловили — триста девяносто две пули. Копали, ныряли, песок просеивали почти две недели. От половины из этих пуль эксперты в недоумении и тревоге были: неизвестный тип боеприпаса, неизвестный тип оружия… Даже по линии Интерпола дело долго крутилось.

— Они поженились? — спросил Тополь.

— В каком году и где это было? — одновременно спросил Комбат.

— Заявление об обстреле неизвестными лицами от граждан… Ромео и Джульетты… на имя национального управляющего полиции Новой Зеландии было подано из госпиталя Крайстчёрча, куда указанные граждане обратились вечером четырнадцатого сентября тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Дело сразу пошло в Управление уголовных расследований. Оттуда — в Интерпол, когда пули собрали. Поженились, Тополь. Они уже были женаты, когда на пляж свой приехали. Они жили долго и счастливо. Живут, собственно. Детей, правда, нет.

— Френкель, слава богу, ты выиграл пари, с меня ящик пива! — сказал Комбат с энтузиазмом.

Оба сталкера улыбались ну прямо-таки счастливо. Вот уже неделю все люди, кому Клубин рассказывал эту историю, совершенно одинаково начинали улыбаться. Счастливо. Квартирный вопрос только немного испортил нас… необратимо.

— Жива девочка, спасибо, Матушка, — продолжал Комбат. — Ну восемь-насемь, епэбэвээр, иначе и сказать-то нечего!.. А нашли информацию ваши доблестные хакеры только что и прямо как по волшебству, да, господин инспектор?

— Погоди, Вовян, я не понял, так откуда они были-то, эти парень с девочкой? — вмешался Тополь. — Не уловил. Крайсрач? Это где вообще?

— Новая Зеландия, сорок лет назад, — объяснил ему Комбат, далее не уточняя.

— А! — сказал Тополь с уважением. — Понял. Круто. Ну молодцы мы, хоть и дурные мы люди в основном.

— Нашла программа по сличению объектов. Место преступления было сфотографировано и было в деле, в новозеландском архиве и в базе Интерпола, ну а фотографий «рапидшара» было навалом всегда. Насколько мне, например, известно, вот товарищ Тополь…

— Да, да, виновен, — перебил Тополь. — Я и снимал, и в Сеть выкладывал, продавал душу. Да все снимали и выкладывали. А сличились фотки вот только сейчас, да?

— Может быть, вы, Владимир, объясните сей феномен? — спросил Клубин с интересом. — Ведь нам с вами известно теперь целых две одинаковых истории с поиском-идентификацией конкретных образов? Как это могло быть, как вы считаете?

— По логам поисков — архивы Интерпола и Новой Зеландии раньше проходили через программу? — спросил Комбат.

— Тысячу раз, — с удовольствием кивнул Клубин. — Никаких совпадений.

— А номер дела?..

— В логах поиска отсутствует.

— Само-то дело когда в электронный архив попало?

— В девяносто шестом — в цифровой интерполовский, со ссылкой на бумажный национальный, в девяносто восьмом — в объединённый полицейский архив Новой Зеландии, в девяносто девятом — в WPB. Попало вместе с остальными делами, никаких ошибок в датах формирования файлов, все атрибуты сканирования-распознавания автохтонны. Но программа поиска конкретного дела не видела. Файл предыдущий видела, следующий — видела, а этот — нет.

— Что тут объяснять, — сказал Тополь. — Зона есть Зона. Чего голову ломать? «Автохтонны»… за такие слова в старой «Лейке» вам бы, Олегыч, башку проломили с ходу, Сталкиллер вы там или не Сталкиллер. Зона выключилась — «рапидшар» лопнул — дело возникло — поиск и обнаружил при очередной проходке.

— Страшная была бы штука — темпоральное оружие… — произнёс Комбат. — Ну и с Владой, видимо, то же самое.

— Видимо, да, — сказал Клубин. — Поэтому мы с сегодняшнего дня результаты всех изысканий отменили, и поиски по всем делам открыты заново. Наверное, много чего мы теперь внезапно