их агрессивной обидчивостью он сталкивался не впервые. Но патриотическая проповедь в Зоне! После боя! Десерт после десерта, что ли?
Впрочем, как правило, сплеснув с кружки переполняющий её горкой политологический невроз, россияне становились абсолютно адекватными людьми. На какое-то время.
Правда, не все.
Не в коммунизме было дело, не в исторических несправедливостях, не в отделении Сибири. Дело всегда в манерах. Конкретно сегодня — в манерах конкретного Фухи. В коммунизм, как бы он ни был прекрасен, шагать рука об руку с ним категорически не хотелось. Туда если и можно попасть, то только в хорошей компании. Это как водку пить. А с таким вот — бесполезно. И сам не дойдёт, но и тебя сожрёт допрежь, и не с голоду, а как только припасы оскудеют немного. Необходимость сожратия идеологически обосновав. И обязательно присовокупив: «Ничего личного!» Ковыряя в зубах. Ногтем.
«Что-то мне не по себе, — подумал Тополь. — Что-то мне не по себе. Продали Россию?..»
— Ты же не продавал, — сказал он. — Лично ты. Чего же беспокоиться?
— Я тоже ответствен! И ты, сталкер, ответствен. И вы, Андрей Олегович! Вы вообще больше всех. И такие, как вы. Эх вы!.. предатели… Вы же родились в Эсэсэр! Почему вы живёте в Европе это сраной? Почему ваши деньги работают не на Россию?
— С чего это ты вдруг, Сергей, про мои деньги? — скучно спросил Клубин. — И просили же тебя: не «сталкер», а «трекер».
Тополь сказал себе: «товсь».
— Ой, да ладно, «сталкер», «хялкер»… А что, не так, что ли? Про деньги?
— Ты совершенно напрасно решил, что я с тобой, Сергей, буду обсуждать, где и как работают мои деньги.
— Сами же сейчас сказали, что работают в России!
— Когда я это сказал? — неискренне удивился Клубин.
— Может быть, не будем о политике, ведомые? — предложил Тополь повышенным голосом.
— Погоди, братан. Вы, Андрей Олегович, сейчас сказали, что ваши деньги работают в России.
— Он спросил тебя, братан, с чего ты вдруг решил, что он будет с тобой разговаривать о его деньгах. И он прав, — сказал Тополь. — Так, ведомые, хорош!
— Чего-то я не понял ничего, — злобно сказал Фуха. — Вы что здесь жизни меня поучить решили?
— Слышь, братан. Вот именно здесь и именно сейчас лично я занят именно обучением тебя жизни, — сказал Тополь, совершенно нормальный, здоровый Тополь. — Дело это нелёгкое. Не порть мне передышку. Чего ты взъерепенился, ведомый?
— Не понял я! — с настоящей злобой сказал Фуха. Он уже стоял на коленях, руки, как давеча, в боки, и был он готов с колен прыжком вскочить. Аргументов у Тополя было навалом, чтобы его осадить, но влез, чёрт бы его побрал, Клубин.
— Вот в том и дело, Сергей, что вы, профессиональные патриоты, никогда ничего не слушаете и именно поэтому ничего не понимаете, — сказал он насмешливо. — Ну ничего у вас не меняется, трах- тарарах.
— А вы, ххх, всё, ххх, понимаете! У вас, ххх, всё новое каждый день!
— Не всё. Но я приучен внимательно слушать собеседника. Хотя бы.
— И это вам тоже дал коммунизм! Советская школа! А нас вы этого лишили!
— Я не настолько стар, — заметил Клубин. — Сергей, хватит валять вола. Закончили тему. Прекрати клоунаду.
— Клоунаду?! С-сыка… Все вы трусы, — заявил Фуха и утвердился на коленях поудобнее. — Советский народ построил Чернобыль. А его взорвали. Утопили гигантский корабль с туристами. Специально. Чтобы дестабилизировать обстановку в Эсэсэр. Чтобы советский человек лишился присущей только ему веры в незыблемость завтрашнего дня, уверенности в нём. И это удалось — деструктивным западным силам. Им нужны были наши высокие технологии, наша Сибирь и наши мозги. Предатели в правительстве нашлись, конечно, за евро-то да замки на Багамах! И всё прахом пошло. Сибири нет — это раз! С термоядом этим — кстати, советским — наша нефть никому больше не нужна. Два! С генераторами этими… «серловскими»… там тоже непонятно! Молодёжь деградирует! Работы нет! И будущего! Три! Остался только космос, да и тот… Акционерное общество «Наш космос», — с высоким презрением заключил тираду Фуха. Тополь едва не зааплодировал ему. Но не зааплодировал, а привычно незаметным движением перевёл датчик силовой кобуры в режим ready.
— Уверенность в завтрашнем дне… — повторил Клубин задумчиво. — Да, это я уже помню… То есть я помню момент, когда завтрашний день, о котором ты говоришь, наконец превратился в день сегодняшний. Прямо катастрофа случилась. Как зима. Ни с того, ни с сего…
— Ну правильно! — сказал Фуха. — Как только отобрали уверенность, народ обнищал тут же и всё посыпалось!
Клубин поверх своих стёкол смотрел на Фуху долго, поджав губы, потом сказал с оттяжкой:
— «Уверенность в завтрашнем дне», пацан ты пацан, это всегда значило в совке: «лишь бы не было войны». Настоящая уверенность в завтрашнем дне на самом деле — это абсолютно другое. И как раз этого тогда и не было. Никогда не было. Впрочем, и сейчас там, у нас, нет… Надо учить историю, Сергей. И не на партийных дискотеках. Работать надо. Ложь, что нет работы, самая страшная ложь… Работы навалом. — Он почесал бровь расчёской. — Отправить тебя на полгода в Швецию, что ли, с Ириной? Или позволить тебе так и умереть счастливым? А то, ну что это такое — яйца выросли, а мозги — нет…
— Умере-еть? — протянул Фуха. — Не дождётесь, папаша. И Сибирь снова будет наша. И космос будет нашим! И Зону, построенную на русские рубли, мы будем контролировать! Со всеми вашими Карьерами! И тогда посмотрим, что нужней: яйца или мозги!
Тополь заржал. Невозможно было удержаться. Ситуация уже необратима. Психоз новичка. Практически приговор. В лучшем случае заканчивается мордобоем. Клубин, Клубин, что же ты творишь, скотина, разводишь мутилово да военново? И, главное, как ловко!
— Ты-то что, халдей?! — вызверился на Тополя Фуха. Он не на шутку себя взвинтил. Обычно люди после сытного обеда добреют и расслабляются… Да, типичный, типичный мародёр, с принципами. Кажется, Тополь уже об этом думал когда-то недавно… Не нужно особой психологии, он сам туда лезет, в бутылку Клубина…
И не подкопаешься. Новичок психанул, группу подставил — ну что ж, там и закопали… И правильно сделали.
Халдей, значит.
— Братан… извини. Большой мой русский сагиб! Ты сегодня был герой, и я не преувеличиваю, — сказал Тополь проникновенно и искренне, с надрывом. — Ты завалил кровососа, в одиночку, двумя, с двадцати. Я завтра об этом буду людям рассказывать, поверь. И они запомнят, что такое возможно. Два выстрела подряд — и каждый на миллион. Кстати, и рязанского на днёвке тоже ты расшевелил… да как небанально… Пополнил общественный опыт. Теперь тебе в Предзонье всякий нальёт, повт
— Я тут, суки, в первый и последний раз, понял? Я сюда, суки, вернусь, когда Зона станет нашей, и золото из нашего Карьера будет наше, и вы у нас в ногах валяться будете, чтобы мы с вами им делились. А вас, предателей, мы развесим на фонарях, суки.
— Ты очень груб, братан, — сказал Тополь. — Нельзя тут. Так.
— Вернуть гадов в лоно, предварительно наказав, — пробормотал Клубин очень отчётливо. — Охо- хо-хо-хонюшки…
— Да я ваш нюх ненавижу, каз-злы! — заорал Фуха и схватился за пистолет. И замер. Два ствола с двух сторон смотрели на него в упор, не мигая, спокойно и окончательно. Парабеллум-премиум Клубина и «ночной» ПМ Тополя. В силовой кобуре Тополя потрескивал трансформатор. Пора менять.
— Олегыч, я буду говорить с ним, — сообщил Тополь. — Фуха, Серёжа, как тебя там… ведомый! Тебе прямо полсекунды до смерти. Здесь тебе Зона, здесь себя грубо не ведут. А невыполнение приказов
