так, что это ощутил даже парящий вниз головой Фуха. Табм! Рязанский стоял уже на границе собственного гравитационного кольца. Глаза Тополя отказывались закрываться. Рязанский начал топ-танец, пугая жертв. Табм! Табм! Табм! Табм! Сейчас он нас уронит и затопает. И ведь не поспоришь: обоснованно! Кому понравится: ты мирно спишь, к тебе подходит какой-то урод и задирает на тебя ногу… Табм!

— Внимание, ведомые! — заговорил Тополь, до предела повысив громкость. — Мы друг от друга на приличном расстоянии! Если что! Если он одного топнет — остальных перестанет держать. Есть такой шанс. Кому повезёт! Сразу, как упали! Вскакивать и бежать в «радугу», чёрт с ними, с правилами! Если не повезёт мне! Желаю вам удачи! Выбраться! Бежать хоть на переломанных но…

— Да нет уже никакой твоей «радуги»! — крикнул Фуха с выражением. — Куда бежать-то?

Надо же, Фуха был в сознании. Впрочем, топот-то он слышал, но тушу, прыгающую наподобие резиновой дубинки из мультика, не видел, его как раз развернуло спиной. Он сказал — «радуга» слиняла? Необходимо, необходимо убедиться… Резкое движение тазом. Получилось!

— А это ещё кто?! — Фуха не взвизгнул, а… Сложно атрибутировать тон, каким он задал вопрос. Истерический всхлип? Фальцет молодого Гиллана? «Ваня Гиллан верещит — поросёнка режут…» Как там дальше папа пел?..

«Радуга» исчезла начисто. Видимость сегодняшним поздним морозным утром наводила изумление и восторг. Промороженный воздух был чист, на горизонте, акварельно подчёркнутом щёткой лесопосадок, величественно серела на фоне непрозрачного неба громада Саркофага: «радуга» вывела их из себя лицом на север; а на юге, на западе, на востоке… что ж, снег отлично задрапировал выселки и хутора Малой свалки, превратив кучи грязного железного лома в живописные холмики. Обратка. Вот я где. Свалочная Обратка. Вот куда сместилось отражение темрюковской «радуги». Новое в зоноведении. Дрейф радужных окончаний неизвестной природы.

Здесь вообще никто и никогда не ходил. За ненадобностью. С той стороны могильников есть тропа. А с этой — Фуха стал первопроходцем.

Это был тупик. «Радуга» высадила их в подкову непроходимых гитик и смылась, сука. Единственный выход из подковы наглухо замкнут осквернённым, жаждущим мщения рязанским трюфелем…

Но оказывается, у группы Тополя здесь имелась компания — чего Фуха-то визжал.

Компания в лице местного кровососа.

Он, наверное, «радугу» пережидал — с той стороны занавеса.

Из-за кровососа Фуха и визжал. А что это, мол, такое?

Да кровосос же, идиот.

Рязанский-Русенбум заметил кровососа одновременно с Тополем. Сон, если он в каком-то из глаз рязанского и оставался, слетел моментально. Подвешенными двуногими без злых губ он мог пока и пренебречь, удерживая их автоматически, а вот кровосос — враг опасный, двуногий с губами, внимания требовал специального и полного. Трюфель единым топком отскочил в центр своего кольца, вытянулся во весь рост и завибрировал боками, словно цыганка бюстом. Редкие шерстинки старика торчали дыбом, как проволочные. Кто-то бы решил, что он затрясся в ужасе, но только не Тополь. И не кровосос.

Кровосос был битый, возрастной, не раз менявший шкуру и восстанавливавший конечности. Одна из губ у него была неполна, левая нога срослась неровно, как рваный ноготь: кровосос заметно прихрамывал. Если бы он хоть чуть-чуть сместился в сторону… чтобы мы с ведомыми висели не на линии огня… Если сейчас рязанский хлестнёт его гравитационной плетью… Впрочем, вряд ли. Далековато. Да и день ведь, чёрт побери!

— Костя, если что, мы за кого? — неожиданно спросил Клубин неожиданно спокойно.

— За двуногих без перьев, — ответил Тополь со смешком. Видимо, границу ужаса они оба перешли давно. — До выяснения победителя.

— Понял, — заключил Клубин.

— А мне что делать? — крикнул сверху Фуха.

— Наслаждайся видами. Вспоминай «Отче наш» попутно.

Фуха выматерился.

— Неправильно помнишь, — заметил Тополь. — Начинается: «Иже еси на небеси».

Кровосос кратко взгуднул и рывком исчез. Детектор движения в шлеме Тополя с полусекундным запаздыванием показал его манёвр — кровосос ушёл резко к котлованам, к врагу, однако, приблизившись. Теперь он был на одной линии с ними. Днём у кровососа очень большие преимущества перед рязанским. И подвесить себя он не даст, и «чёрной дыркой» в него грибу не попасть. Да и не будет тратиться гриб на мощные удары, он же не вечный двигатель: день же. Кровосос, кстати, на невидимость тоже не хотел тратить силы, зная, видимо, по опыту, что грибу эти ухищрения тьфу, пока гриб прячется за кольцом. Так что кровосос, переместившись, проявился. И тут Тополю — или его безумию — помстилось на миг, что кровосос покосился на него и — вот лично ему, Тополю, конкретно — кивнул. Кровосос. Кивнул. Юмористически.

Мол, чё, дятел?

Висишь? И дальше-то — что?

Кольцо гравитации тем временем уже должно было сильно подтаять. По скорости кровосос рязанского превосходил намного, даже со скидкой на хромоту. Рязанскому ни в коем случае нельзя подпускать его близко. Попасть в кровососа трудно, а каждый точечный, прицельный гравитационный экзерсис сонного трюфеля утомляет несказанно. Значит, должен кольцо стабилизировать и ждать ночи. Вряд ли кровосос отстанет. Сто пудов, что рязанский, раскрывшийся при солнечном свете, представляет огромный интерес, — как гастрономический, так и экзистенциальный. Пойдёт рязанский на риск или нет? Ведь можно подпустить врага к себе на максимально возможное расстояние и накрыть новым ударным кольцом. А потом затопать… Дело нелёгкое, но возможное… Но есть тонкость. Очень толстая тонкость. Чтобы организовать новое кольцо, рязанский должен покинуть радиус старого. Иначе срезонирует, и в эпицентре резонанса самого и хлопнет. Видеофайл номер такой-то, коллекция форума bez-tochek.wrd, регистрация по инвайтам.

Собьёт с ноги и оглушит.

— Олегыч, лёд видите кольцом?

— Да. Гравитоудар.

— Если гриб из него вытопнет на нормальный снег — беглый огонь! По грибу.

— Понял.

Рязанский продолжал вибрировать на одном месте. Кровосос, припав к земле губой, словно спринтер на старте, тоже не двигался. В состоянии сжатой пружины он мог пребывать, сколько надо. Внезапно ноги Тополя коснулись земли.

Фальшфейер. В рюкзаке. Но у ведомых спецкостюмы с газырницами на поясе.

— Олегыч, я спускаюсь. Подтаяло. Вы как?

— Да вроде… Да.

— Вот что. Вы можете достать осторожно фальшфейер?

— Он у меня в руке.

— А! Поставьте задержку на пять секунд.

— Она по умолчанию.

— Ждите. Крикну: «Ап!» — поджигайте и бросайте прямо в рязанского.

Ноги Тополя утвердились на земле обе, но чувствовал он себя ещё лунным жителем. Тут с неба разом обрушился Фуха. Спецкостюм демпфировал падение, Фуха только ойкнул.

— Лежать! Не дёргайся!

Мексиканская пауза тянулась уже вторую вечность. Старое гравикольцо рязанского уже наверняка пригасло до выносимых величин. «Не гуманоид, что поделать, — подумал Тополь. — Выдержка нечеловеческая. Грибная. Миллиард поколений буддистов. Нирвана как способ существования. Похоже, он будет ждать на месте. Кровосос соскучится раньше, несомненно… А там и ночь. Времени в Зоне нет…»

— Я на земле, — сообщил Клубин.

— Ждём. Фуха, ты оружие перезарядил?

— Я его выронил.

— Мудак! — сказал Клубин с выражением. — Хоть пистолет достань осторожно.