Пацан был уже «на точке», сидел на корточках, задумчиво покручивал между пальцами навороченный мобильник. «Все в порядке, – ответил он на резонно вытекающий вопрос, – Орландо знает свое дело. Все элементарно просто. Нож под ребро, ствол – под другое, и человека убедительно просят помалкивать и идти. Не было еще случая, чтобы не доводили».
«Конвой» прибыл через несколько минут. Взорам изумленных спецназовцев предстали детишки с физиономиями суровее, чем у челябинских металлургов. Шпана, от горшка два вершка, но покажи таким палец – по шею откусят! Они втолкнули в подвал бледного господина в белой сорочке и светлых фланелевых брюках. Неизвестно, как его конвоировали, но натерпелся он такого, что чуть не навалил в штаны. Он мялся бедным родственником посреди подвала, затравленно косил по сторонам. Мелкий шпендик, похожий на обезьянку, с прогрессирующим бельмом на глазу, поплевал на устрашающий нож и вытер его об коленку с таким видом, словно кого-то уже прирезал. Второй, чуть повыше, с невозмутимым видом сунул за пояс доисторический револьвер системы «Наган». Долговязый Орландо брезгливо поджал губу и бросил на пол кожаную борсетку.
– Документы на имя Роланда Лисовски, американский гражданин, живет в Орегоне, туристическая виза.
Деньги, имеющиеся у господина, мелюзга, надо полагать, уже прибрала.
По физиономии перетрусившего мужика было понятно, что русский язык он знает не только в совершенстве, но и считает его родным.
– Приветствую тебя, о, соотечественник, – располагающе улыбнулся Глеб. – Морской спецназ и местные партизаны рады видеть тебя. Знаешь, нам глубоко плевать, кто ты такой и какую роль играешь в похождениях по миру Виктора Павловича Бутерса. Он нас достал, иначе и не скажешь. Обойдемся без туманностей и недомолвок, хорошо? Вопрос первый и единственный: куда направляется Виктор Павлович? Катер, подводная лодка, все дела… Конечная остановка. Говоришь – остаешься целым и невредимым. Молчишь или врешь – делаем срочные переломы. Во множественном числе. Выбирай.
– Да идите вы на хрен, умники, – пробормотал «соотечественник». – Откуда я знаю, куда он поплыл? В мою задачу входило доставить Наталью Давыдовну в этот вшивый городок и проследить, чтобы с ней ничего не случилось.
Самое противное в ситуации заключалось в том, что это могла быть сермяжная правда. Но Глеб лишь скептически усмехнулся.
– Думай, старина Роланд, думай. Здесь достаточно людей, имеющих желание и возможность превратить тебя в шелкового. Стоит оно того? Говоришь правду – небольшая двухдневная изоляция, и гуляй на все четыре. Виктора Павловича приберут в любом случае, не мы, так американцы. Долго не пробегает. Итак? Учти, времени мало, долго упрашивать не будем.
Он подошел к Умберто, сидящему на корточках с отсутствующим видом, и что-то шепнул ему на ухо.
– Двести долларов, – пожал плечами мальчишка.
– Триста, – покосился на них Орландо, демонстративно скрестив руки на груди и расставив ноги.
Глеб вздохнул. Последние деньги таяли, как снег на солнцепеке.
– Хорошо, триста. – Он сделал знак своим людям, чтобы не стояли во всем этом, и первым вышел из подвала, провожаемый тоскливым взглядом «задержанного».
Они сидели на лестнице, стараясь не слушать, как из подземелья доносятся мычащие звуки. «Пытка – не попытка», – как-то отрешенно бормотал Мишка. Допрос с пристрастием, по счастью, продолжался недолго, до переломов дело не дошло. У «интервьюируемого» хватило благоразумия не упрямиться. Появился посвистывающий Умберто с каким-то незнакомым телефоном. Он насилу сдерживался, чтобы не рассмеяться.
– Так, читаю… Двадцать один градус, пятнадцать минут, тридцать четыре секунды – северная широта. Восемьдесят пять градусов, пятьдесят две минуты, шестнадцать секунд – западная долгота. Это остров. На карте не найдете. Подробностей сеньор не знает. Обязанности его таковы, что эти координаты он также знать не обязан. Но знает, поскольку от природы любознателен, и теперь сильно об этом жалеет. Еще и в телефоне их пометил, придурок. Вам просто дико повезло, сеньор…
Географические координаты каленым железом отпечатались в памяти. Возвращалось волнение, нетерпеливый зуд.
– Шестая попытка капитана Дымова… – попробовал съехидничать Черкасов.
– Не врет? – засомневался Глеб.
– Не врет, – покачал головой Умберто. – Рад бы соврать, да не может. Вы еще не знаете способностей Орландо…
– Надеюсь, никогда и не узнаю, – пробормотал Глеб, доставая три смятые купюры. – Спасибо, дружище, и друзья твои молодцы. Реально изолировать этого парня на пару дней, чтобы не контактировал с внешним миром? Бить не надо, убивать – тем более, просто запереть в каком-нибудь подвале, а потом отправить, к чертовой матери…
– Сделаем, – кивнул Умберто.
– И последняя просьба, дружище. – Глеб вложил в нее всю настойчивость, помноженную на деликатность. – Только вы это сможете сделать. Денег остается сущий хрен – долларов полтораста, а заняться мореходством крайне важно. Не подберешь нам за пару часиков какую-нибудь посудину, оснащенную системой спутниковой навигации?
– Ну, вы даете, сеньоры и сеньориты, – удивленно присвистнул Умберто. – Да где же я вам ее рожу?
– Подумай, дружище, – вздохнул Глеб. – Полтораста долларов – тоже ведь деньги, нет?
Они задумчиво смотрели, как «пацаны» уводят сообщника Бутерса. Господин Лисовски превращался в тряпку; он с трудом переставлял ноги и, видимо, считал, что в недалеком будущем его прикончат. Из каменных мин окруживших его шпанцов именно это и вытекало. Орландо с достоинством кивнул спецназовцам, подумал, протянул руку, которую каждый с почтением пожал, и, покосившись на Машу, скабрезно подмигнул. Та покраснела – хотя, если разобраться, могла одним ударом вбить малька в стену. «Завидный жених», – резюмировал Мишка, когда затих хруст шагов. «Российские гопники рабочих окраин нервно курят, – добавила Люба. – Интересно, что они скажут, если им дать почитать «Тимур и его команда»?»
«Пара часиков» вылилась в тяжелую резиновую вечность. Умберто появился, когда спала жара и на мексиканское побережье укладывались густые сумерки. Вид у него был какой-то унылый, виноватый, и сердце Глеба рухнуло в пятки – неужели снова провал?
– Прошу прощения, сеньор, мы осмотрели все и долго расспрашивали людей, – потупившись в пол, поведал Умберто. – Люди в Пуэрто Фелипе небогатые, посудин с навигационными приборами мало. Тут они и не нужны, немногие заплывают далеко. Мы нашли две яхты, но они на ремонте, есть еще парочка у местных бизнесменов, но они в море, и неизвестно, когда вернутся. Есть яхта у Густаво Барбодуса – это здешний начальник полиции, но там вечеринка, куча копов, многие при оружии. Вы, конечно, можете туда заявиться…
– Не вариант, – подумав, отверг Глеб. – И ничего оптимистичного, парень?
– Час назад береговая охрана обнаружила «Калабрию», – сообщил Умберто. – Катер находился в паре миль к востоку от лагуны Кабаро. Его уносило в открытое море. Двигатель заглушен, на борту – никого, только пятна крови на палубе. Катер доставлен к причалу, сейчас полиция выясняет, у кого и кем он был арендован. Держу пари, ни черта они не выяснят…
«Пересел на подводную лодку, мерзавец», – мрачно подумал Глеб.
– Но на «Калабрии» тоже нет необходимого вам оборудования, – вздохнул Умберто, – и запас хода явно не тот…
– Парень, ты что-то не договариваешь, – насторожился Глеб. – Я вижу по глазам…
– Да нет, вам это не по зубам, – потупился мальчишка. Потом вздохнул, похоже, мысленно перекрестился и выложил: – Несколько часов назад в лагуну вошла яхта Хосе Рудольфо Баррозо… думаю, вы знаете, кто это такой. Она стоит в восьми кабельтовых юго-западнее Санта-Ирины. Судно называется «Alucinacion». Небольшая прогулочная яхта, сеньор Баррозо использует ее для деловых поездок вдоль побережья, для приема гостей и для отдыха. Был какой-то шум, на Санта-Ирине творилось черт знает что.