для ареста Зиновьева и Каменева, а три недели спустя внезапно сообщили прямо обратное, что «по вновь открывшимся обстоятельствам» оба бывших члена ПБ не только уже арестованы, но и осуждены. Однако на этот раз единожды отработанный прием не повторили. Сообщение прокуратуры оказалось дымовой завесой, призванной скрыть на время две важнейшие акции: завершение «охоты» на виднейших троцкистов, еще оставшихся на свободе, и начало серьезнейших по значимости, что проявилось лишь через десять месяцев, перестановок в высшем эшелоне власти.
Когда открылся августовский процесс, Г.Л. Пятаков находился в очередном отпуске. И все же он поспешил «отметиться» — написал горячий и взволнованный отклик на шедшие судебные заседания — статью «Беспощадно уничтожить презренных убийц и предателей», увидевшую свет в «Правде» 21 августа. Несмотря на это, 11 сентября Сталин шифротелеграммой потребовал снять Г.Л. Пятакова с поста первого заместителя наркома тяжелой промышленности[314]. Такое решение не должно было нарушить текущую работу наркомата, ибо фактический дублер Пятакова был подготовлен еще месяц назад. 7 августа в Москву срочно вызвали директора Челябинского тракторного завода Бускина и назначили замом к Орджоникидзе[315], поначалу как бы на персонально для него созданную должность, на деле оказавшуюся той самой, что вскоре потерял Пятаков.
Второй жертвой «охоты» на троцкистов стал К.Б. Радек, чья судьба была предрешена еще в день открытия процесса Зиновьева и Каменева. 19 августа Сталин телеграфировал Кагановичу и Ежову:
«Читал письмо Радека на мое имя насчет его положения в связи с процессом троцкистов. Хотя письмо не очень убедительно, я предлагаю все же снять пока вопрос об аресте Радека (выделено мной — Ю.Ж.) и дать возможность ему напечатать в «Известиях» статью за своею подписью против Троцкого. Статью придется предварительно просмотреть»[316] .
Анафему Троцкому, как всегда ярко написанную блистательным полемистом, опубликовали 21 августа. А месяц спустя Сталин счел, что мавр сделал свое дело и потому должен уйти. 19 сентября, отвечая на очередной запрос Г.Г. Ягоды, Иосиф Виссарионович, судя по всему, дал наконец согласие на арест Радека. Правда, в соответствии со сложившимися неписаными правилами, того предварительно освободили от должности заведующего Бюро международной информации ЦК ВКП(б), созданной не так уж давно исключительно для Радека, для сохранения и поддержания его былой роли в партии. Временное наблюдение за работой Бюро, доживавшего свои последние дни, возложили на Б.М. Таля[317].
Данное Талю поручение, хотя и временное, только продолжило уже начатые незаметные постороннему взгляду кадровые перестановки, а зачастую и просто сдвиги по горизонтали власти, неуклонно ведшие к укреплению позиций группы Сталина, начавшиеся еще 11 августа. Именно в тот день ПБ приняло, без сомнения, органически связанное с планом проведения широких политических реформ «предложение т. Сталина о создании при программной комиссии ВКП(б) секретариата по первоначальной наметке программы партии в составе тт. Стецкого, Таля и Яковлева»[318] . Далеко не случайно в тот же день через ПБ было проведено еще одно решение:
«1. Назначить т. Таля первым заместителем ответственного редактора газеты «Известия ЦИК СССР».
2. Оставить 2-м заместителем ответственного редактора т. Селиха, а 3-м по хозяйственной части — т. Медведева.
3. Поручить тт. Талю, Стецкому, Мехлису и Ежову привести в порядок аппарат «Известий», в частности секретарский аппарат «Известий».
4. Коллегиальную систему руководства газетой ликвидировать.
5. 14 августа доложить о результатах»[319].
Тем самым Б.М. Таля назначали «под» Бухарина, для установления абсолютного контроля за работой и пока еще занимавшего свой кабинет ответственного редактора, и редакционного аппарата, который, учитывая суть проекта новой конституции, предстояло подвергнуть основательной чистке.
Но последнее в установленные сроки выполнить не удалось. Лишь два месяца спустя, 5 октября, ПБ утвердило внесенное Талем решение о самом важном, «номенклатурном» увольнении из редакции «Известий» старого троцкиста, все еще занимавшего довольно солидную должность, Л.С. Сосновского. Его снятие Таль обосновал по-прокурорски: «Сосновский стал буквально собирателем контрреволюционных анонимок, гнусных пасквилей на советскую власть, собирателем просьб и жалоб арестованных и осужденных контрреволюционеров, особенно троцкистов, в том числе и осужденных за участие в террористических делах»[320].
С самоубийством Томского, практическим лишением Бухарина права принимать самостоятельные решения отдел печати и издательств потерял свою изначальную роль идеологического цензора в условиях, когда в данной сфере действовали видные бывшие оппозиционеры. И потому с уходом из него Б.М. Таля пост заведующего практически автоматически — ибо был следующим на ступенях иерархической лестницы — занял ответственный редактор «Правды» Л.З. Мехлис.
Но самые важные по значимости кадровые назначения, вскоре круто изменившие ход событий в стране, состоялись лишь месяцем позже, 25—29 сентября. В те самые дни, когда Сталину и пришлось принять наиболее трудное и ответственное решение — о военной помощи Испанской республике. Тогда были оформлены те назначения, которые должны были не только обеспечить полулегальный (во всяком случае, оставшийся тайным для граждан СССР) характер операции, но и предотвратить использование ее для политической борьбы с группой Сталина.
Началось же все с очередной шифротелеграммы, направленной 25 сентября в Москву Сталиным и Ждановым:
«ЦК ВКП (б). Тт. Кагановичу, Молотову и другим членам политбюро ЦК. Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост Наркомвнуделом. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока ОГПУ, опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова. Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по наркомсвязи и назначить на пост наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно. Третье. Считаем абсолютно срочным делом снятие Лобова и назначение на пост нарком-леса тов. Иванова, секретаря Северного крайкома. Иванов знает лесное дело, и человек он оперативный, Лобов как нарком не справляется с делом и каждый год его проваливает. Предлагаем оставить Лобова первым замом Иванова по наркомлесу. Четвертое. Что касается КПК, то Ежова можно оставить по совместительству, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича. Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями. Шестое. Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК»[321].
Еще в одной, уже на имя Ягоды, датированной 26 сентября и подписанной одним Сталиным шифротелеграмме выражалась надежда, что Ягода поднимет работу наркомсвязи[322].
Что же вызвало появление первого пункта телеграммы от 25 сентября, по сути основного в ней, ибо к нему авторы возвращались еще трижды?
Прежде всего — о четырех годах, на которые Ягода «опоздал». Скорее всего, установление такого периода связано с двумя событиями. С проведением в конце августа 1933 г. в Париже конференции представителей германской социалистической рабочей партии и двух троцкистских групп из Нидерландов, где была образована «Международная коммунистическая лига», оказавшаяся эмбрионом IV Интернационала. И с учреждением в июле 1936 г. «Бюро и международного секретариата движения за IV Интернационал», который поспешил осудить политику Сталина: «строительство социализма в одной стране», создание народных фронтов в Испании и Франции.
Вместе с тем нельзя исключить и того, что на решение о замене Ягоды Ежовым повлияло завершение
