Германией, продолжают и, скорее всего, будут продолжать порочную политику умиротворения. И все же во Франции пока еще не предали забвению договор с Москвой. Сенат, долгое время под всевозможными предлогами оттягивавший его обсуждение, под влиянием взрывоопасной ситуации, возникшей на восточной границе, 12 марта наконец ратифицировал его.
Но все же, чтобы лишний раз уточнить позицию СССР при изменившемся столь радикально положении, в Москву направился Шастенэ, главный редактор ведущей парижской газеты «Тан». 16 марта он встретился с заместителем наркома иностранных дел Н.Н. Крестинским, чтобы услышать от него ответ на вопрос, более всего волновавший французов: каким образом Советский Союз окажет «Франции военную помощь в случае нападения на нее Германии». Получил же странный, несколько уклончивый ответ. Крестинский заявил: .
«…Вопрос конкретно между генеральными штабами обеих стран еще не обсуждался, и, очевидно, при обсуждении они должны будут по этому поводу договориться. Конечно, для оказания помощи Франции нам пришлось бы согласовать свои действия с другими союзниками Франции в Европе. Мне кажется, однако, что на помощь Польши рассчитывать трудно».
Шастенэ возразил замнаркома, указал, что тот «не учитывает того, что Польша, которую он недавно посетил и которая продолжает считать себя союзником Франции, в случае нападения Германии на Францию выступит против Германии». А потому его, журналиста, очень интересует, «как Советский Союз в этом случае сможет поддержать Польшу». И вновь не услышал ничего определенного[226].
Не удовлетворенный услышанным, 19 марта Шастенэ встретился с Молотовым и также взял у него интервью. Молотов говорил весьма убедительно и обнадеживающе: «Вся помощь, необходимая Франции в связи с возможным нападением на нее европейского государства, поскольку она вытекает из франко- советского договора, который не содержит никаких ограничений в этом отношении, Франции была бы оказана со стороны Советского Союза. Помощь была бы оказана в соответствии с этим договором и политической обстановкой в целом…
Главное направление, определяющее политику советской власти, считает возможным улучшение отношений между Германией и СССР. Разумеется, для этого могут быть разные пути. Один из лучших — вхождение Германии в Лигу наций при том, однако, условии, чтобы Германия на деле доказала, что она будет соблюдать свои международные обязательства в соответствии с действительными интересами мира в Европе и интересами всеобщего мира»[227].
Схожая по сути мысль повторилась и в направленной Литвинову, находившемуся в те дни в Лондоне, директиве ПБ от 22 марта. Главе советского внешнеполитического ведомства рекомендовалось использовать переговоры стран — участниц Локарнского соглашения, проходившие в британской столице, для того, чтобы предложить Германии присоединиться к франко-советскому пакту. Сделать это «в том расчете, чтобы Англия, Франция или Германия сами вынуждены были предложить в качестве компромисса пакт о ненападении между СССР и Германией. В этом случае Вы могли бы согласиться на этот пакт, имея в виду, что пакт о ненападении есть в то же время пакт о неоказании какой-либо поддержки агрессору и что пакт теряет силу, если одна из сторон нападает на третье государство» [228].
Таким образом Советский Союз решил подстраховать себя на тот случай, если бы Германия напала лишь на СССР, а Франция не стала бы спешить с той военной помощью, которую призвана была оказать в соответствии с пактом. Однако к столь крайней мере прибегать в те дни не пришлось. Интервью, данное Молотовым и выразившее твердую позицию СССР, его безусловную готовность прийти на помощь своему союзнику даже в случае нейтралитета Польши, сыграло свою роль. 27 марта в Париже произошло то, чего Москва ожидала почти год. Состоялся обмен ратификационными грамотами франко-советского договора, что в соответствии с международным правом и узаконивало вступление его в силу. А 1 апреля и правительство Великобритании официально гарантировало Франции свою военную помощь при нападении на нее Германии.
Так в Европе сложилась наконец хотя и слишком громоздкая, но все же выглядевшая достаточно надежной новая система безопасности, призванная сдержать агрессивные устремления нацистов, но в основе которой лежали интересы только Франции. Ведь лишь она одна отныне была связана договорами о взаимопомощи — отдельно с Великобританией, СССР, странами Малой Антанты. В этом-то и заключался основной порок возникшей системы безопасности: она целиком и полностью зависела от воли к сопротивлению только Парижа.
Но пожалуй, все эти весьма нелегкие проблемы перестали выглядеть столь уж неразрешимыми, ибо начал претворяться в жизнь призыв VII конгресса Коминтерна, выдвинутый год назад, — к единству действий социалистов и коммунистов в рядах единого фронта для совместной борьбы против фашизма и угрозы войны. Народные фронты, на которые столь рассчитывали в Кремле, становились реальностью и вскоре могли в корне изменить политическую ситуацию в Европе.
16 февраля в Испании прошли вторые после провозглашения республики выборы в кортесы (парламент). Победу на них одержал созданный после нелегких переговоров Народный фронт, объединивший социалистическую рабочую партию, левых республиканцев, республиканский союз, коммунистическую и каталонскую националистическую партии, было сформировано первое в истории правительство Народного фронта.
Еще большее значение имели очередные парламентские выборы во Франции, которые также принесли убедительную победу Народному фронту. По истечении срока полномочий нижней палаты парламента прошлого состава главой правительства стал Леон Блюм, лидер социалистической партии. Он предложил коммунистам войти в правительство, однако лидеры КПФ решили вопрос отрицательно.
…Бурные, драматические события, потрясавшие Европу весной, отнюдь не заставили узкое руководство отказаться даже на время от подготовки задуманной политической реформы. И дабы ни у кого уже не оставалось сомнения ни в неизбежности, ни в направленности грядущих перемен, до завершения работы над проектом новой конституции были отменены не которые принципиальные классовые ограничения, введенные еще в период революции.
30 декабря 1935 г. «Известия» опубликовали постановление ЦИК и СНК СССР «О приеме в высшие учебные заведения и техникумы», которое значило очень много для тысяч юношей и девушек. Принятое накануне, 29 декабря, оно гласило:
«1. Отменить установленные при допущении к испытаниям и при приеме в высшие учебные заведения и техникумы ограничения, связанные с социальным происхождением лиц, поступающих в эти учебные заведения, или с ограничением в правах их родителей. 2. В высшие учебные заведения и техникумы, состоящие в ведений народных комиссариатов СССР, народных комиссариатов союзных республик или иных учреждений и организаций, принимать всех граждан обоего пола, выдержавших установленные для поступления в эти учебные заведения испытания».
А 21 апреля 1936 г. стало ясно, что пятимесячной давности статья Б. П. Шеболдаева «Казачество и колхозы» в «Правде» действительно являлась своеобразным анонсом приближавшегося события. Тот же официоз опубликовал еще одно, столь же значимое постановление, но уже только ЦИК СССР:
«Учитывая преданность казачества советской власти, а также стремление широких масс советского казачества наравне со всеми трудящимися Советского Союза активным образом включиться в дело обороны страны, Центральный исполнительный комитет Союза ССР постановляет: отменить для казачества все ранее существовавшие ограничения в отношении их службы в рядах Рабоче-крестьянской Красной армии, кроме лишенных прав по суду».
Кроме того, при утверждении проекта этого постановления в ПБ по предложению Ворошилова восстанавливались казачьи части с их старой традиционной формой — цветными (красные для донцов, синие для кубанцев) околышами фуражек и лампасами, с папахами, кубанками и бешметами[229].
Своеобразная реабилитация не ограничилась только казачеством. 15 января ПБ по предложению А.Я.
