— Зарисовывать укрепления, считать солдат, повозки снабжения. Однажды нам встретились двое французских шпионов, занимавшихся, в сущности, тем же, что и мы. Последовала короткая и грязная драка, и живым оттуда ушел только я.

— Ага, так вот за что вы получили второго лейтенанта!

— Ну, подобное там в порядке вещей. Однако на трупе француза я обнаружил секретную депешу, она оказалась крайне важной.

— Выходит, вы совершили подвиг, но получили награду не за него, а за грязные тайны, в которые вляпались ненароком? — разочарованно проговорил Хартуэлл.

— Сэр, при всем моем уважении замечу: на войне секретные депеши зачастую куда опаснее пуль. Если вам доведется побывать на поле боя, вы поймете, чего стоит неведение о следующем шаге противника.

— Отдаю должное вашему опыту, лейтенант, но сам я предпочел бы шпионским играм честную драку.

Та депеша оказалась шифрованной, и я, пока возвращался в расположение наших войск, каждую свободную минуту только и делал, что пытался разгадать код, и наконец справился с этой задачей. В сообщении говорилось, что в штабе генерала Уэлсли засели двое вражеских агентов. Вопреки моим ожиданиям, их не разжаловали с позором и не расстреляли как собак; просто однажды они погибли в мелкой стычке. Что ж, понятно: в штабе генерала Уэлсли не может быть предателей. Вскоре после этого начальство сочло свежеиспеченного второго лейтенанта Флетчера слишком ценным офицером, чтобы подвергать его опасности на полях сражений. Меня перевели в квартирмейстерскую службу и поручили разбираться с французскими шифрами.

Мы уже подходили к конюшне. Я обратил внимание, что над ее крышей поднимаются две трубы; из одной валил дым. Слышался размеренный стук.

— Там паровой двигатель, — сообразил я.

— Терпеть не могу грязную тарахтелку, — проворчал Хартуэлл. — Как и все эти дурацкие поделки.

— Для чего он служит?

— Ни для чего путного, уж поверьте.

— Все же я не откажусь взглянуть.

Я увидел батрака, хлопотавшего у машины высокого давления; вроде тех, что с недавних пор позволяют конкам избавляться от лошадей. Здесь изобретение Ричарда Тревитика вращало ось электростатической машины[7], чьи стеклянные диски терлись о фетровые накладки, а образующееся при этом электричество снималось тонкими серебряными щетками и по клавесинным струнам, обмазанным нутряным жиром и пчелиным воском и натянутым между деревянными столбами, поступало в Баллард-Хауз.

По словам кочегара, конструкция эта работала в течение дня; в сумерках ее глушили, а потом чистили и налаживали. Мы с Хартуэллом уже собирались уходить, и тут мальчишка-батрак спросил, не угодно ли нам взглянуть на «ночную машину». Услышав мое «да», он отворил дверь в помещение, где стояла такая же точно пара механизмов.

— Отсюдова в дом листрический хлюид текёт, вот уж два года как, и хоть бы раз запнулся.

— Постоянный источник электричества? — удивился я. — И для чего же он потребен?

— Сэр, про то хозяину ведомо, а нашенское дело — пар в котле держать. Пар — это будущее, во как! Оченно надеюсь на нем богачество сколотить, с Божией помощью.

— Ненавижу эти гнусные машины! — брюзжал Хартуэлл, когда мы выходили из конюшни. — Известно ли вам, что на некоторых угольных шахтах они уже заменили лошадей?

Передо мной встала новая загадка: для чего в Баллард-Хауз все время поступает заряд? Искровые семафоры работают от вольтовых столбов, значит, электростатические машины нужны для чего-то другого. И это «что-то» бесперебойно действует вот уже два года.

— А что находится вон там, на втором этаже, куда ведут провода? — указал я на дом.

— Моника эту комнату называет вороньей, — ответил Хартуэлл.

Моника? Судя по такой фамильярности, Хартуэллу тоже достались лестные слова от хозяйки поместья. А если учесть, что с некоторых пор он там персона нон грата, эти слова не проскользнули мимо ушей сэра Чарлза.

— Вороньей? А почему?

— Сэр Чарлз держит там ворону.

— Вот как? Настоящую, с перьями, крыльями и клювом?

— Один клюв, два крыла и уйма перьев.

— И зачем, как вы думаете?

— Не иначе для компании. Не будь он владельцем этого поместья, прожил бы заурядную жизнь деревенского дурачка.

Вот, пожалуйста, еще одна загадка. Зачем на протяжении двух лет обеспечивать электричеством ворону?

Я шпион, меня учили прятать свои тайны и раскрывать чужие. Ворона — это, скорее всего, какая-то уловка. А электричество? Может быть, в той комнате на втором этаже спрятан секретный аппарат для связи с французами? А если сэр Чарлз соглашается отдать искровой семафор Англии лишь потому, что у Наполеона он уже есть, и теперь нужно перехватывать наши сообщения?

Я вернулся в дом и взял оба искровых семафора под личную охрану — иными словами, запер их у себя в комнате. После чего убедился, что в две верхние комнаты мне не попасть, тогда как во все остальные я могу входить беспрепятственно. О запертых помещениях сэр Чарлз ничего не говорил. Незапертые представляли собой мастерские и склады для экспериментальных устройств, покамест не оправдавших надежд своего создателя. Механизмы, которые я там увидел, были изготовлены в основном из дерева, воска, латуни и стекла. Помощники работали тут же, но жили в другом месте, в доме для прислуги. Они мастерили отдельные части по хозяйским указаниям, не имея никакого представления о том, что получится после сборки.

Когда сэр Чарлз ушел в конюшню проверить, как обслуживается «ночная машина», я поднялся на второй этаж, к запертым комнатам. По роду деятельности я мало-мальски владею искусством отпирать замки, и отмычки всегда при мне. Первая комната оказалась библиотекой. Вторая дверь, дубовая, окованная железом, моим усилиям не поддалась. Столь внушительная защита говорила, конечно же, о том, что в комнате спрятано нечто ценное. Я услышал слабый гул, как в пчелином улье.

Это была «воронья комната», именно к ней от конюшни тянулись провода.

В то же утро, немного позже, меня пригласили на завтрак. Я не успел проголодаться, но все же пришлось отведать сыр чеддер, спаржу, ветчину и немецкое вино. За едой сэр Чарлз объявил, что к изучению искрового семафора я приступлю в течение ближайшего часа. Стремительно подчистив тарелку, он убежал по лестнице. И опять я остался наедине с леди Моникой. Подозревая, что она готова и в этот раз заняться флиртом, я поспешил спросить о «вороньей комнате».

— Да, ворона там есть, — ответила она.

— Он вас туда пускал?

— В ту далекую пору, когда еще пытался произвести на меня впечатление своим умом. Год назад, если не два. Там полно его скучных игрушек.

— Вас не впечатлило?

— Ни в малейшей степени. Видите ли, лейтенант, мы с ним слеплены из разного теста. Что вы видите вон у того окна?

— Латунный телескоп.

— Да-да, подлинное чудо с увеличительными стеклышками и что там еще внутри. Чарлз через него разглядывает какие-то оспины на Луне. Я бы предпочла полюбоваться, как солдат на дальнем поле заваливает доярку на копну… А вы что скажете?

Подмывало заметить, что я бы предпочел побыть тем солдатом на дальнем поле, но подобные речи