своим домам, чужаки — по снятым комнатам или палаткам.

Но Кит чересчур разволновался и не смог бы нипочем уснуть, так что они с Розали в конце концов очутились у кромки тумана, на пристани. Считаные часы оставались до наступления утра, взошла самая малая из лун; порядком стемнело, даже туман померк.

— Через несколько дней. — В «Рыбе», в его комнате, ждали битком набитые кофры и сумки. Вот только папка похудела и вообще утратила солидный вид. Сколько на нее попало воды, тумана и пота… Надо будет при случае новую купить. — В столицу вернусь.

На том берегу горели огни. Праздник или не праздник, мост или не мост, а рыбакам с рассветом выходить на промысел. Стало быть, кое-что все-таки остается неизменным.

— Ага, — произнесла Розали. Для нее ответ Кита не содержал сюрприза. — И чем займешься?

Кит потер лицо; щетина колола пальцы. Бритье не бог весть какой хлопотный ритуал, а все же приятно отдохнуть от него несколько деньков.

— Сначала буду спать сто лет. А потом — новый мост, ниже по реке, возле устья. Местечко называется Улей. Там ширина тумана — почти миля. Начну, наверное, в середине зимы.

— Миля, — повторила Розали. — А справишься?

— Почему нет? С этим ведь справился. — Он повел рукой вокруг, указывая на цепи моста, на тонкую каменную башню, на сидящую рядом с ним женщину, от которой пахло потом и солью. — Говорят, возле Улея есть острова, хоть и невысокие. Это упрощает задачу. Глядишь, и удастся сложить из камня несколько арочных пролетов… А ты? Лодки строить?

— Нет. — Она наклонила голову, и Кит почувствовал ухом ее щеку. — Зачем мне это? Денег я скопила достаточно. Родня пускай лодки делает, а мне другое по нраву: плавать через туман.

— Жить не можешь без тумана, — произнес Кит, и это не было вопросом.

На его руку легла сильная женская кисть.

— М-м-м… — протянула Розали, и в этом звуке не было ответа.

— То есть для тебя сама переправа важна? — сообразил он. — Как и для меня, но по-другому?

— Да, — ответила она, а помолчав чуть-чуть, добавила: — Вот сижу и думаю: крупняк, он в Туманном океане до каких размеров вырастает? И что еще там водится?

— Но ведь за океаном нет ничего, — возразил Кит. — У переправы должен быть конец, иначе какой в ней смысл?

— Переправиться можно через все на свете. Ведь есть же вода под Туманной рекой, и она куда-то течет. У всех остальных рек и озер тоже где-то имеются истоки. Под Туманным океаном лежит океан воды. Плывешь-плывешь, а потом глядишь — под тобой уже она.

— Но это же разные среды, — сказал Кит. — Для тумана нужна лодка легкая, с широким дном и покрытая рыбьей кожей. А на воде не обойтись без глубокого киля.

Она кивнула.

— Хочу переделать рыбацкую лодку и сплавать, посмотреть. Кит, мне кажется, там должны быть острова. Большие острова. И крупняк. Крупняк-огромняк! А вдруг там окажется целый новый мир? Так что против имени Розали Океан я, пожалуй, возражать не стану.

— Поедешь со мной в Улей? — спросил Кит, уже зная: поедет.

И проживет с ним, быть может, месяц, а может, и год. Они будут спать в обнимку в гостинице или трактире наподобие «Рыбы» или «Суки», а когда Розали переделает лодку, она поплывет через океан. Кит останется строить мост или дорогу, а может, вернется в столицу, чтобы преподавать в университете. Либо вообще уйдет на покой.

— Поеду, — ответила она. — Только ненадолго.

И тут в его груди вдруг зажглось глубокое и сильное чувство при мысли о том, что с ними уже случилось и еще случится. О переменах в Левобережном и Правобережном, о конце паромной переправы, о смерти Вало, о будущем расставании с Розали: может быть, первой уйдет она, а может, он.

— Прости, — сказал Кит.

— Не стану. — Розали подалась к нему и поцеловала, ее губы были теплы, полны солнца и жизни. — Я ни в чем тебя не виню. Что сделано, то сделано. И сделано правильно.

Столько было потерь и сколько еще будет… Но хотя бы одну он в силах предотвратить.

— Когда придет время, — сказал Кит, — и ты пустишься в плавание, я буду рядом.

«A fo ben, bid bont», — гласит валлийская пословица. «Чтобы стать вождем, надо стать мостом».

Дорогой Джордж!

Верю, это письмо застанет Вас в добром здравии; не сомневаюсь также, что военная фортуна по-прежнему добра к Вам. Мне же она, как Вы уже, несомненно, знаете, отнюдь не благоволила в последней миссии.

Да, мне ведомо, что имя мое обросло множеством домыслов. Есть люди, которые аттестуют меня развратником и авантюристом, для других я несомненный герой. Подобно Вам, я в свое время причинил немалый урон Наполеону в Испании и Португалии, вот только героем себя вовсе не полагаю. Что же до разврата и авантюр, то не все ли равно, как я себя веду в приватной жизни, пока верой и правдой служу короне?

Я прекрасно понимаю, что слава никогда не увенчает того, кто день-деньской просиживает штаны, ломая голову над чужими секретными посланиями. Однако сей скромный труженик споспешествует скорейшему достижению победы, и положа руку на сердце, слава нисколько не прельщает меня. Все, о чем я прошу, это о позволении вернуться в Ваш штаб и заняться привычным делом, то есть разгадыванием французских шифров. Просьбу эту, со всем должным уважением, подкрепляю подробнейшим отчетом о моих действиях в Англии с июня по август сего, 1811 года. Не надеюсь этим отмыть репутацию Вашего покорного слуги от скандальной клеветы и не питаю подобных намерений. Хочу лишь доказать, что поступал, как всегда, в высших интересах Британии.

Близ Портсмута, в парке Саут-Коммон, стояла семафорная башня, и я, направляясь к штабу майора Джордана, без труда читал ее сигналы, уж очень незатейлива была тайнопись. Правда, и уведомления касались единственно судоходства в бухте. Я отметил название шлюпа — «Неустрашимый», только что доставившего меня из Лиссабона.

Штабной порог я переступал с книгой под мышкой: надо же как-то скоротать неизбежный час, а то и два в ожидании вызова. Но меня пригласили сразу: дескать, Сам изволит ждать именно мою персону. Вот сюрприз! Майоры никогда не дожидаются вторых лейтенантов, если только у тех нет при себе безотложных депеш. А при мне был только «Векфильдский священник».

— Учтите, пустой болтовни он не терпит. Никаких сплетен, и лучше не упоминать всуе важных особ, — наставлял меня адъютант, пока мы поднимались по лестнице.

— О, да у нас с майором, вижу, имеется нечто общее.

— Поскольку он не переносит лести, оставьте комплименты при себе. Светские беседы между офицерами — напрасная трата сил британской армии, вот его слова. Предоставьте вести разговор ему, сами же постарайтесь отвечать как можно четче.

Я вошел в кабинет и встал по стойке «смирно». А майор Джордан, даже не поприветствовав меня,