пустить их на битву c Борькиными родителями или самим Борькой, который от похода в детский сад меня так и не спас, то психической травмы противникам было бы не избежать.
Воспитательница, по-моему, со своими прямыми обязанностями совсем не справлялась. Она только со стороны наблюдала, как мы играем в Маугли (после того, как меня долго уговаривали поиграть, я выбрала из всех игр самую безобидную. Дети же!).
А играли мы так: в группе было двадцать человек, поэтому в игре оказалось десять Маугли и десять волчат (естественно, «Мауглями» хотели быть все, но я восстановила справедливость). Я была волчицей, и воспитывала своих «детей», отпустив их поиграться во чистое поле. Те радостно кувыркались, рычали, охотились на хищников, бабочек и мух…
Наблюдая за этим безобразием, я случайно встретилась взглядом с воспитательницей. Мы не выдержали и рассмеялись… Спустя несколько минут она подошла ко мне и тихонько спросила:
— Эля, я выйду ненадолго, посидишь с детками? У тебя неплохо получается.
И подмигнула.
Где Эля? Какая Эля? Поскольку обращались ко мне, я сказала:
— Ошибочный запрос. Человека с такой кличкой в окрестностях не обнаружено. Проверьте правильность произношения и повторите поиск. Слова на жаргоне работников детского сада не рассматриваются.
Когда через пятнадцать минут мы выяснили все противоречия, я осталась по эту сторону двери, а воспитательница исчезла в неизвестном направлении, навеки унося с собой тайну необходимости столь внезапного самоудаления.
Дети повели себя странно. Они сразу же прекратили играть, оделись (ну, Маугли же в одних трусах всегда ходил…) и выстроили маленькие стульчики полукругом, уселись на них, сложив руки на коленях, а меня усадили напротив. Я не сопротивлялась — от удивления иногда со мной такое бывает.
Несколько секунд дети молчали. Наконец кто-то попросил:
— Почитай нам книжку…
А другой:
— Расскажи нам сказку!
А третий:
— Хочу домой…
— Дорогие подопечные! — громко сказала я. Дети доверчиво заулыбались. — Волею судеб вы вверены мне в мои самые честные, справедливые и добрые руки. А это значит, что я сейчас же, незамедлительно, должна начать процесс воспитания. Воспитание — это очень интересный процесс, потому что для одной стороны — это эксперимент, а для другой, так сказать, подопытной овечки…
Услышав слово «овечка», кто-то отчётливо заблеял, остальные засмеялись.
— Не так, — укоризненно сказала я и воспроизвела нужный звук. — Вот как надо.
Малолетний народ сразу активизировался, и со всех сторон посыпалось:
— Покажи корову!
— Собачку, собачку!
— Как мой папа храпит!
— Ворону покажи!
— Голодного котёнка!
— Р-р-р-ажжъярённого льва!
— Газировку!
— Покажи, покажи, покажи!..
Слова и визг, как град, рушились на мою голову. Тысячи рук тянулись ко мне, миллионы глаз смотрели выжидающе, жалобно…
— Спасите! — закричала я и бросилась к двери, дёрнула на себя…
— Аня! — радостно закричала я. — Анютка!
И бросилась моей спасительнице на шею.
Прибежавшую на мой крик воспитательницу мы уговорили довольно быстро, и вскоре я оказалась на свободе. Вероника Андреевна просто не могла противостоять фактам!
— Ты знаешь эту девочку? — заботливо спросила воспитательница.
— Конечно, знаю! Это знакомая сестричка.
Воспитательница немного растерялась:
— Это как?
Ну и что мне ей говорить? Уважаемая Вероника Андреевна, представляю вам лучшую предсказательницу всех времён и народов, потенциально опасную для общества девочку, с которой мы познакомились позавчера, а она случайно оказалась родственницей моего хорошего знакомого Вадика, а именно двоюродной сестрой. Сестра моего знакомого — значит, знакомая сестра! Что непонятного?
— Ну, просто, знакомая сестричка, — повторила я. — Это значит, что в некоторой степени она сестра и в некоторой степени я её знаю!
Воспитательница приготовилась сказать ещё что-то, но тут подбежали две девочки приблизительно моего возраста.
— Вероника Андреевна, там ваш Сашка опять сбежал! Мы в окно видели! Только что!
— Ох! — взволнованно сказала Вероника Андреевна и направилась к двери. — Опять Сашка! Догнать бы… и три часа в углу без права амнистии!
— А мы? — спросила я. — Мне можно идти?
— Да, — небрежно бросила воспитательница и добавила тише. — Тоже в угол…
Но я сделала вид, будто не услышала. И не услышала ещё и окончание этой фразы, произнесённое уже за дверью, на бегу:
— Всех… в угол!
Во всей этой истории меня огорчило одно — когда я бросилась на шею спасительнице, Аня этому совсем не обрадовалась.
— Опять ты? — сказала она тогда с едва уловимой досадой (и с кислой миной притом).
— А кого ты ожидала увидеть? — возмутилась я. — Разъярённого льва? Так вон он, на тумбочке. Разъярённого тигра? Так вот он, рядом со мной! — и выпятила грудь. — А если стадо разъярённых африканских слонов, так им тут совсем не место — дети растопчут!
— Да просто новая фраза возникла — детский сад такой-то, группа такая-то… Думала, что-то новенькое, а тут…
— Такая у тебя судьба, — старческим, дрожащим голосом сказала я. — Не противься, покорись ей, дитя моё.
— Ой! — удивилась Аня. — А как у тебя это получается?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — сказала я тем же голосом, после чего перешла на свой собственный. — А что касается чего-то новенького, так это я, я и ещё раз я! Мне всего несколько дней отроду…
— Эта шутка лет на пять устарела, не меньше, — улыбнулась Аня.
31. Никогда не ужинайте натощак!
Аня передала меня, как эстафетную палочку, Борьке. Даже дождаться его смогла — у неё уроки сегодня позже начинались. Ждал с нами и Вадик, и эти родственники пользовались мною, как переговорным устройством.
Борька сразу же потащил меня домой, потому что хотел за вечер все уроки сделать. Впереди были выходные, и Борька жаждал абсолютной свободы. Я запротестовала. Второй день в домашнем заточении — это слишком! Неужели Борька не хочет, как позавчера, повеселиться, побродить, погулять, навести страху на город? Борька на это ответил, что как раз завтра собирается выгулять всех нас по полной программе. Я
