– Дорогая, я позабочусь обо всех нас.
– Не обо мне. Не беспокойся обо мне, но об Энни и Бобби.
– Хорошо, дорогая, я не буду беспокоиться о тебе. Девятнадцать лет, и она в самом деле думает, что больше ни в ком не нуждается.
– Ты виделась с дядей Брюсом? Как он?
Она боялась встретиться лицом к лицу с Брюсом. Это было бы неловко и странно… Она почувствовала бы себя виноватой.
– Несколько последних дней не видела. Он неплохо справляется, – ответила она.
– Передай ему от меня привет.
Когда она повесила трубку, Линн села и в темноте следила, как сгущаются сумерки. Сверху, из комнаты Бобби, слышалось пение Энни. Бобби, в восторге от такого внимания к себе, стоял, держась за решетку кроватки, и подпрыгивал. Высокий голосок Энни был еще детским, поэтому ее песенка казалась особенно трогательной.
«Так должен чувствовать себя жонглер, – подумала Линн, – когда он выступает на сцене, чтобы начать представление. Уронишь один шар, и все упадут друг за другом».
– Но я не уроню, – сказала она вслух.
Юдора ожидала ее в гараже, когда Линн вернулась домой, купив бакалейных товаров.
– Миссис Фергюсон! Миссис Фергюсон, – позвала она, прежде чем успел заглохнуть мотор. – Они хотят, чтобы вы приехали в школу, кто-то позвонил по поводу Энни, – нет, нет, она не заболела, они сказали, чтобы вы не пугались, им надо поговорить с вами, только и всего.
Все внутри у нее оборвалось, но тем не менее она смогла говорить с необычным спокойствием.
– Они сказали, что с ней все в порядке?
– О, да. Они не стали бы врать, миссис Фергюсон. Хотя, возможно, стали бы… Возможно, они хотели осторожно преподнести дурную новость…
Но Энни сидела в кабинете директора, когда Линн вбежала туда. Первое, что ей бросилось в глаза, было заплаканное лицо и разорванная спереди блузка.
Мистер Сиропулос начал:
– У нас сегодня некоторые трудности, миссис Фергюсон, драка на школьном дворе во время перемены, и мне пришлось позвонить вам. К тому же, Энни отказывается ехать домой в школьном автобусе.
Поборов первый страх, Линн села рядом с дочерью. Да, ты выглядишь, будто побывала в драке. Что ты можешь об этом мне сказать?
Энни покачала головой, и Линн вздохнула.
– Ты не хочешь возвращаться домой в автобусе вместе с той девочкой, не правда ли? Я предполагаю, что это девочка.
Энни сжала губы.
– Не запирайся, – сказала Линн, по-прежнему говоря мягким голосом. – Мы с мистером Сиропулосом только хотим тебе помочь. Расскажи, что случилось.
Энни еще крепче сжала губы и сидела, уставившись в пол. Директор произнес с легким нетерпением:
– Ответь своей матери.
Линн встала и твердо взяла Энни за плечо.
– Это смешно, Энни. Ты слишком взрослая, чтобы так упрямиться.
– Кажется, сказал директор, – что кто-то из девочек сказал Энни что-то обидное. Она ударила одну из них в лицо, и завязалась драка, пока мистеру Девису не удалось их разнять.
Линн повторила в смятении:
– Она ударила девочку в лицо?
– Да. С девочкой все в порядке, но, конечно, мы не можем допустить подобного поведения. Кроме того, это непохоже на Энни. Совсем на вас непохоже, Энни, – сказал он, на этот раз любезно.
Линн было стыдно, и стыд сделал ее непреклонной.
– Это ужасно, Энни, – упрекнула она дочь. – Настолько вспылить, что бы тебе ни сказали, это ужасно.
На это девочка, сжав свои маленькие кулачки, снова вспылила:
– Ты не знаешь, что они сказали! Они смеялись надо мной. Они все смеялись надо мной.
– Из-за чего, из-за чего? – спросили с удивлением мать и директор.
– Они сказали: «Твой отец все время бьет твою мать, и все об этом знают. Твой отец бьет твою мать», – простонала Энни. – Они смеялись надо мной!
Мистер Сиропулос на мгновенье взглянул на Линн и отвернулся.
– Разумеется, это неправда, – твердо сказала Линн.
– Я сказала им, что это ложь, мама, я сказала им, но они не захотели слушать. Сьюзен сказала, что она
