Легион не останавливался. Снова защелкали пистолетные выстрелы: полицейские в дорогих деловых костюмах застрелили одного из смертных. Они осмелились стрелять только потому, что бедняга отошел достаточно далеко от марширующих Астартес. Никто из полицейских не собирался умирать, если промажет и случайно оцарапает священные доспехи сынов Ночного Призрака.
Какая-то старуха пристала к Ксарлу. Она едва доставала Астартес до пояса.
— Где он? — визжала старая карга, цепляясь иссохшими руками за броню идущего воина. — Ксарл! Где он? Ответь мне!
Талос видел, до чего неловко его брату, хотя тот не сбился с шага. Старуха, чьи глаза дико блестели из-под копны нечесаных седых волос, заметила взгляд пророка. Талос немедленно отвернулся, но почувствовал, как слабые руки женщины ухватили его за локоть.
— Взгляни на меня! — молила она. —
Талос не оглянулся. Он продолжил маршировать. Сзади раздался протяжный стон — старуха отстала.
— Взгляни на меня!
Выстрел полицейского оборвал ее крики. И Талос возненавидел себя за то, что почувствовал облегчение.
Пятью часами позже, на борту «Опаленного», Ксарл уселся в соседнее кресло.
Никогда раньше — и никогда впредь — Талос не видел такой нерешительности на лице брата.
— Это было нелегко для всех нас. Но ты хорошо держался, брат.
— Что такого я сделал?
Ксарл сглотнул. По лицу его медленно растеклось понимание.
— Эта женщина. В толпе. Ты… не узнал ее?
Талос склонил голову набок, внимательно глядя на Ксарла.
— Я едва ее видел.
— Она назвала тебя по имени, — настойчиво продолжал Ксарл. — Ты действительно не узнал ее?
— Они читали наши имена со свитков на доспехах. — Талос сузил глаза. — Она назвала и твое имя.
Ксарл встал и шагнул прочь. Талос тоже поднялся и крепко сжал наплечник брата:
— Говори, Ксарл.
— Она не читала имена. Она знала нас, брат. Она нас узнала, даже через двадцать лет и несмотря на все изменения. Трон, Талос… Как же ты не узнал ее?
— Я не узнал ее. Клянусь. Я видел только старую смертную.
Ксарл сбросил руку Талоса с плеча. Он не обернулся. В его словах прозвучала та же роковая окончательность, что и в выстреле, оборвавшем мольбы старухи.
— Эта старая смертная, — медленно проговорил Ксарл, — была твоей матерью.
Такие мысли беспокоили Талоса сейчас, когда он возвращался на орбиту с измочаленной войной поверхности Крита. Воспоминания, все это время надежно запертые в глубинах подсознания, вырвались на свободу.
Настроение на борту транспортника было мрачным, несмотря на победу, которую только что одержали Первый и Седьмой Когти. Они сразили титана — пусть даже только титана класса «Пес войны», младшего брата «Владык войны» и «Императоров», крушивших города… Это деяние будет запечатлено на их доспехах и выгравировано на броне «Ока бури». Нострамские руны будут возносить славу победителям до той ночи, пока их безжизненные тела не падут на землю и братья по легиону не растащат их древние доспехи.
Но атмосфера оставалась безрадостной. Победу, добытую столь дорогой ценой, вряд ли стоило считать победой. Талос вспомнил, что похожие слова написал военный теоретик Малкарион в годы, последовавшие за убийством Ночного Призрака.
И эта мысль, эта ассоциация погрузила Талоса — уже вскрывшего самые темные и мрачные тайники в самых ненавистных участках памяти — в еще большее отчаяние.
Заказное убийство. Смерть.
В последний раз он плакал той ночью — ночью, наполненной мучительной болью, — когда стоял вместе с тысячами братьев и смотрел, как нанятая Императором сучка уходит из монастыря-крепости, держа в обтянутой перчаткой руке голову их отца.
За несколько часов до этого Талос в последний раз говорил со своим сюзереном.
— Моя жизнь, — сказал примарх, опустив голову и не глядя на собравшихся капитанов и избранных воинов легиона, — ничего не значила.
Не поднимая глаз, бог молча переждал возмущенные крики своих возлюбленных сынов. Когда примарх снова заговорил, тишина затопила зал.
— Ровным счетом ничего. Но я искуплю это своей смертью.
— Как, господин? Как твоя жертва послужит нашей славе?
Это выкрикнул Мастер Когтя. Зо Сахаал. Первый капитан.
Тот же вопрос сорвался с десятков губ.
— Мы не сможем вести крестовый поход против Империума без вас, — заявил Вандред — еще не Вознесенный и даже не капитан десятой роты, но уже отмеченный Призраком за искусство ведения космической войны.
Ночной Призрак улыбнулся. Улыбка не оживила его лица, лишь на щеках проступили синеватые вены.
— Наш крестовый поход, начатый во имя мести Империуму, крестовый поход против моего отца, возмечтавшего о божественной власти, основан на одной-единственной истине. Каждая отнятая нами жизнь, каждая душа, ненавистно кричащая нам вслед… справедливость всего нашего дела зависит лишь от одной вещи. Скажите мне, что это. Назовите ее, мои избранные сыны.
— Я скажу, — раздалось из толпы.
Призрак кивнул:
— Говори, капитан десятой.
При этих словах Талос оглянулся на своего капитана. Как и Вандред.
Брат-капитан Малкарион вышел из рядов командиров рот и остановился на шаг ближе к примарху.
— Наш поход справедлив и оправдан, потому что Империум основан на лжи. Деяния Императора неправедны, а Имперские Истины, которые распространяют его проповедники, лишь смущают и ослепляют людей. Он никогда не принесет человечеству закон и порядок. Он, по вине собственного невежества, несет людям лишь проклятие. И, — Малкарион склонил голову, подражая недавней позе примарха, — его лицемерие должно быть наказано. Мы правы, потому что он поступил с нами несправедливо. Мы пустим кровь его развращенному Империуму, потому что видим истину, видим пятна разложения под кожей. Наша месть праведна. Это законное возмездие за его презрение к Восьмому легиону.
Малкарион был выше ростом, чем большинство Астартес. На его налысо обритой голове поблескивало семь заклепок, окружавших правую бровь. Каждая заклепка была знаком отличия, ничего не значившим за пределами легиона. Свирепый боец, образцовый командир и военный теоретик, уже написавший несколько значимых трудов, — нетрудно понять, почему Ночной Призрак повысил его до должности капитана десятой.
— Все верно, — сказал отец своим сынам. — Но какой урок извлечет Император из нашего сопротивления? Какой урок извлекут лорды Совета Терры, глядя, как мы уничтожаем граждан их космической Империи?
— Никакого, — произнес чей-то голос.
Талос нервно сглотнул, осознав, что голос принадлежит ему. Все присутствующие в зале смотрели теперь на него, включая примарха.
— Никакого, — повторил Ночной Призрак, закрыв глаза цвета оникса. — Абсолютно никакого.
