— Эй, Косой, имей хоть немного уважения к нашему гостю, — он указал пальцем на туалет, — мистеру Муру.

Косой перестал играть и постучал гармоникой по ладони.

— А как тебе это? — спросил он и заиграл «Меланхоличную малышку».

Патси улыбнулся и кивнул:

— Да, лучше уж что-нибудь погрустнее.

Мы сидели за столом, курили, прихлебывали из бокалов и вели неспешную беседу.

Патси сказал:

— Я слышал, что этот макаронник, переодетый детектив, все никак не угомонится. Он арестовывает игральные автоматы в Гарлеме. Какого черта? Неужели Фрэнк не может его достать?

Макси пожал плечами:

— Откуда мне знать? Может быть, он хочет подать жалобу на арест игральных автоматов.

Патси сказал:

— Фрэнк с ним живо разберется, уладит дело и зашлет этого шмака куда-нибудь на Стэйтен-Айленд. Пусть им займется наш человек из юридического отдела. У нас там есть один умный парень, верно, Макс?

— Да. — Макси лениво пыхнул сигаретой. — Он один из лучших. Бывает в разных местах. У районного префекта, например, у окружного прокурора, даже у мэра.

— Насчет разных мест… — Косой перестал играть, встал и широко зевнул. — Может, съездим в какое-нибудь место, Макс?

— Я не против, — ответил тот с полным равнодушием. — Могу предложить три варианта на выбор — вечеринка с блондинками в гостинице у Эдди, трубочка зелья у Джои или тихая и спокойная ночь в банях.

— Гостиница Эдди, — проголосовали Патси и Косой.

— Бани, — сказал я.

— Отлично. — Макси улыбнулся и подмигнул. — Победило большинство. Мы поедем в бани. — Он рассмеялся при виде вытянувшегося лица Хайми. — Твоя проблема, Косой, в том, что ты жжешь свечу с двух концов.

— Вовсе не с двух, Макс, — ответил тот с обидой.

Когда мы выходили, я сказал:

— Мистер Мур будет скучать без нас.

— Предлагаешь взять его с собой в бани? — сухо спросил Макс.

Я ничего не ответил.

Когда мы сели в «кадди», Косой спросил:

— В бани Латки?

— Нет. Бани отеля «Пенсильвания». Там чисто, спокойно, никаких бандитов, никаких гомиков, — сказал я.

Макси со мной согласился.

Патси покрутил головой:

— Мне не нравятся, когда бандитов ставят на одну доску с гомиками.

Я спросил:

— Почему, Пат? Ты считаешь себя бандитом? Но ты ошибаешься. Мы — типичные деловые люди, мы занимаемся бизнесом — торгуем бриллиантами и печатаем десятидолларовые банкноты.

Косой от души расхохотался.

На следующее утро мы чувствовали себя в форме — чистыми, бодрыми и голодными. Я попросил Мо пожарить нам бифштекс с дюжиной яиц. Косой отправился к Ратнеру за двумя десятками горячих бубликов. После того как мы закончили завтрак кофе и сигарами, Макси позвонил в главный офис. Повесив трубку, он пожал плечами:

— Ровным счетом ничего. На Западном фронте без перемен.

Большую часть утра мы играли в карты. Время от времени Мо приводил к нам людей с разными маловажными проблемами.

Потом появился рабби из синагоги, расположенной по соседству за углом. Он заговорил на идиш и поведал нам скорбную историю о неожиданной смерти в очень бедной семье.

— Их негде хоронить, у них нет денег на похороны.

Макси позвонил на кладбище и распорядился приготовить участок. Он разрешил рабби воспользоваться нашим похоронным бюро и подыскать какой-нибудь дешевый гроб на складе. Рассказ рабби напомнил мне о сходных обстоятельствах, в которых когда-то оказалась наша семья. Я добавил от себя катафалк и два автомобиля.

Рабби сказал:

— Да благословит вас Бог, джентльмены. Я буду молиться за вас.

Я вполне мог бы промолчать, но все-таки сказал на идиш:

— В этом нет необходимости, рабби, мы агностики.

Рабби философски улыбнулся и ответил на том же языке:

— Тем больше мне причин молиться за тебя, как когда-то я молился за твоего отца. Было время, когда твой отец думал и говорил, как ты, и совершал такие же поступки.

— Какие поступки? О чем вы говорите?

— Тебя это может удивить, мой мальчик, — улыбнулся он снисходительно, — но в свое время твой отец был очень известным человеком в Одессе.

— Неужели? — удивился я.

— Да, и у него тоже было свое звучное прозвище, как и у тебя.

— Не может быть, — пробормотал я недоверчиво.

— Но это именно так, — возразил рабби. — В Одессе твоего отца звали Шрулик Штаркер. Он был знаменитый конокрад и контрабандист.

Рабби улыбнулся, увидев замешательство на моем лице.

— Моего отца в Одессе звали «могучим и сильным Израелем»? — В моем голосе было изумление и восхищение.

— Да, — сказал рабби. — Единственная причина, по которой я тебе это рассказал, заключается в том, что ты, как мне кажется, ценишь в людях только такие качества.

— Как случилось, что он столь сильно изменился, рабби?

— Вышло так, что мы вместе приехали с ним в эту страну, и я помог ему обрести новый путь; а потом, обратившись и приняв Бога, он захотел искупить свои прошлые грехи. — Рабби направился к двери, продолжая говорить на ходу: — В Библии сказано: грехи отцов… — Он остановился и благодушно улыбнулся. — Как говорят в Америке, каков отец, таков и сын. Придет день, и я позабочусь о том, чтобы ты научился вести себя как хороший еврей. А пока — спасибо вам за все и шолом алейхем, мальчики.

— Заходите как-нибудь, рабби, посидеть и поговорить, — сказал я ему вдогонку.

— Лучше я приду к вам, чтобы выпить шнапса и получить финансовую помощь в каком-нибудь неотложном случае, — улыбнулся он.

— Мы всегда будем вам рады, — произнес я.

Когда рабби ушел, я некоторое время сидел молча и потягивал виски.

Макси подтолкнул меня локтем:

— Очнись, Лапша, о чем задумался?

— Что? — Я глубоко погрузился в свои мысли.

— О чем думаешь, спрашиваю?

— А… я думал о своем отце. Он был крутой парень, как ты думаешь? Его звали Шрулик Штаркер.