забуду!

Лука стоял так близко от нее, что почти касался губами ее апостольника, от которого исходил слабый, но отчетливый аромат духов.

–?А как ты поступишь с тем золотом? – спросил он, и она, качая головой, пообещала:

–?Я его там, в ручье, и оставлю. Слишком дорого оно нам обошлось. Мне и моим сестрам придется заново приносить обет бедности. Я даже дону Лукретили не стану об этом золоте рассказывать. Пусть это останется нашей тайной – твоей и моей. Хорошо? Возможно, это последнее, что нам с тобой удастся разделить.

Лука низко наклонил голову, чтобы сестра Урсула не заметила горькой усмешки, невольно исказившей его уста.

–?Значит, мое расследование закончится тем, что ты, сестра моя, станешь новой аббатисой, золото отныне будет покоиться на дне ручья, а синьору Изольду уже сейчас можно считать покойницей?

Видимо, что-то в тоне Луки встревожило его чуткую собеседницу, и она тут же воскликнула:

–?Но это же только справедливо! Именно так и должно было случиться.

–?Действительно. Пожалуй, и я уже начинаю понимать, что именно так и должно было случиться. Именно так кое-кто и рассчитывал, – сухо ответил Лука.

–?Вот предписание на арест и признание виновной синьоры Изольды, ранее считавшейся настоятельницей этого монастыря, – сказал брат Пьетро, подталкивая к Луке листок, на котором еще не высохли чернила. – А это письмо, одобряющее назначение сестры Урсулы на пост аббатисы.

–?Как это ты так быстро и ловко успел все сделать! – притворно восхитился Лука.

Клирик изумленно глянул на приятеля, почувствовав холодность его тона.

–?Я думал, что все уже решено? – неуверенно пробормотал он.

–?Почти. Осталось только одно, – сказал Лука, подошел к двери и открыл ее. На пороге мгновенно возник Фрейзе с кожаным мешком в руках. Лука молча взял у него этот мешок, положил его на стол и, распустив стягивавшую горловину тесемку, стал по очереди вытаскивать из мешка различные предметы, громко их называя: – Вот сапожное шило, которое было спрятано сестрой Урсулой в потайном шкафчике за резной каминной панелью… – Он услышал, как монахиня невольно охнула и тут же что-то прошептала, явно отрицая свою причастность к этому опасному предмету. Не глядя на нее, Лука сунул руку в карман и вытащил оттуда аккуратно свернутый листок бумаги. Вокруг все молчали, внимательно следя за его действиями. Он неторопливо развернул листок и продемонстрировал участникам суда отпечаток окровавленной ладони той монахини, что приходила к нему в ночи, чтобы дать свидетельские показания и показать свои «стигматы». Затем он приложил треугольное острие сапожного шила к кровавому отпечатку, и форма острия в точности совпала с краями отпечатка.

Лука даже зубами скрипнул, сам убедившись, сколь справедливыми оказались его подозрения, хотя, если честно, он очень надеялся, что и эта догадка, и его запоздалое прозрение окажутся ложными. Он чувствовал себя как человек, который играет в кости, поверхность которых абсолютно лишена каких бы то ни было пометок; теперь он, пожалуй, и сам уже не понимал, на что все-таки ставил в этой игре.

–?В данном случае я могу быть совершенно уверен только в одном, – тихо, каким-то сдавленным голосом сказал Лука. – Только одно представляется мне несомненным: я полагаю, что в высшей степени не похоже, чтобы священные раны, нанесенные Христу, имели в точности ту же форму и размер, что и острие самого обыкновенного сапожного шила. Я уверен, что раны, которые я собственными глазами видел на ладонях молодой монахини и запечатлел на бумаге, нанесены рукой человека с помощью самых примитивных орудий труда, в частности этого вот сапожного шила.

–?Молодые сестры постоянно сами себе наносят различные увечья, – быстро сказала сестра Урсула. – У истеричек такое часто случается. Я же предупреждала тебя об этом, брат Лука.

–?И для этого они используют сапожное шило, которое ты хранишь у себя в потайном шкафчике, сестра моя? – сказал Лука и вытащил из мешка следующий предмет – небольшой стеклянный кувшинчик, полный то ли каких-то семян, то ли сухих ягод. Он поднял его повыше, показал монахине и спросил: – Насколько я понимаю, это сушеные ягоды белладонны?

–?Я что-то не понимаю, к чему ты клонишь? – вмешался дон Лукретили.

–?Разве? – удивился Лука с крайне заинтересованным видом. – А здесь есть кто-нибудь, кто это понимает? Например, ты, сестра моя, понимаешь, к чему я клоню?

Лицо монахини стало белым, как ее апостольник. Глядя на Луку, она молча покачала головой, но ее прекрасные серые глаза молили его не говорить больше ни слова. Некоторое время он тоже молча смотрел на нее, потом его юное лицо помрачнело, и он сказал, словно отвечая на так и не заданный ею вопрос:

–?Я вынужден продолжить, сестра. Я был сюда послан, дабы произвести здесь всестороннее расследование, так что я вынужден продолжить. Кроме того, я и сам обязан понять суть происходящего. Мне необходимо выяснить все, чтобы понять…

–?Нет никакой необходимости выяснять все… – прошептала она. – Эта злодейка, наша бывшая аббатиса, исчезла, и мне все равно, что она там делала с помощью этого шила и ягод белладонны…

–?Мне нужно понять суть, – повторил Лука и извлек из мешка последний предмет – монастырскую расходно-приходную книгу, которую Фрейзе ловко стащил у сестры Урсулы.

–?Все записи здесь в полном порядке, – тут же заявила она, вновь обретая былую уверенность. – Никто не смог бы доказать, что списки проданных товаров и сделанных на эти деньги покупок, предназначенных для монастыря, хоть в чем-то не совпадают. Я весьма добросовестно отношусь к своим обязанностям и неплохо послужила этому монастырю. Я всегда заботилась о нем, как о своем родном доме. Я трудилась во благо всех его обитательниц, как если бы была здесь настоящей хозяйкой; по сути дела, мне приходилось всем здесь командовать, даже судить монахинь за совершенные проступки.

–?О, ты, несомненно, отлично управляла здешним хозяйством и решала различные монастырские проблемы, – заверил ее Лука. – Вот только в списке проданных товаров не хватает одного звена. – Он повернулся к клирику. – Брат Пьетро, посмотри-ка внимательно и скажи мне: ты видишь где-нибудь здесь упоминания о доходах, полученных за сбытое золото?

Пьетро как ни в чем не бывало взял в руки амбарную книгу в кожаном переплете и быстро перелистал страницы.

–?Яйца, – бормотал он себе под нос, – овощи, кое-что из шитья, стирка, переписывание текстов… нет, никаких доходов от продажи золота я не вижу. Золото тут совершенно точно не указано.

–?Ты же прекрасно знаешь, брат Лука, что я этого золота не брала! – сказала сестра Урсула, умоляющим жестом касаясь его плеча. – Я ничего не украла! Этим занималась госпожа аббатиса. Это она, ведьма, посылала монахинь замачивать очески в речке, она собирала потом золотую пыль и отсылала ее на продажу. Я же все это тебе уже рассказывала. Да ты и сам все видел. Это не я! Никто никогда не скажет, что я этим занималась. Это все ее рук дело!

–?Золото? – изумленно воскликнул дон Лукретили, стараясь все же сохранять подобающее его положению достоинство. – Какое такое золото?

–?Госпожа аббатиса и ее рабыня с помощью монахинь добывали в ручье, принадлежащем аббатству, золотой песок и продавали его, – быстро пояснила сестра Урсула. – Я случайно узнала об этом, когда они в первый раз привезли мокрые очески и развесили их на просушку. А нашему следователю это стало известно только вчера.

–?И где же это золото сейчас? – спросил Лука.

–?Продано купцам на Виа Портико д’Оттавиа, полагаю, – она гневно сверкнула глазами. – А все доходы достались этим ведьмам. И мы никогда ничего вернуть уже не сможем. И ничего никогда наверняка не узнаем.

–?Кто же его продал? – спросил Лука, словно ему просто любопытно это узнать.

–?Ее рабыня-еретичка, разумеется. Это наверняка она ходила к евреям, которые занимаются скупкой золота, – быстро ответила сестра Урсула. – Уж она-то знает, как в таких случаях поступать нужно и как с ними торговаться. Она, конечно же, и язык их знает, и торговаться умеет – ведь она из тех же краев, что и они, и такая же еретичка. И такая же алчная, как они, готовая на чем угодно нажиться. И такая же отвратительная, как и они… даже хуже!

Лука только головой качал, глядя на нее; казалось, ему жаль, что она так легко угодила в