приходилось «укрощать» цыганок, и его методы всегда срабатывали. Еще при его первом столкновении с цыганками ему пришло в голову, что их поведение чем-то напоминает повадки ретивых бычков — возможно тем, что и цыганки, и ретивые бычки вели себя непокорно и частенько впадали в буйство. А еще Прието заметил, что если обращаться с цыганками примерно в той же манере, как тореро обращается с быком, то можно постепенно ослабить их прыть. Именно поэтому он с самых первых дней стал обращаться с девушками-цыганками совершенно безжалостно, насилуя их и вообще унижая и физически, и морально.
Эти две девушки ничем не отличались от остальных цыганок, и постепенно они, как и другие цыганки, стали гораздо покладистей.
Когда завершился этот трудный период, дело вообще пошло на лад, и тела девушек стали приобретать более здоровый вид. Тогда ими, творя буквально чудеса, занялась жена Гомеса, сумевшая так изменить внешность девушек, что уже вряд ли кто-нибудь мог догадаться, что они — цыганки. Первым делом ей пришлось потрудиться над их густыми черными шевелюрами: она их подстригла и затем немного осветлила при помощи лимонного сока и уксуса. Удалось ей — хотя на это ушло уже больше времени — сделать более светлой и их кожу: сначала при помощи мыла и горячей воды, а затем — все той же смеси лимонного сока и уксуса.
Стоя в саду герцога де Льянеса — тщательно причесанные и хорошо одетые, — они казались едва ли не двумя ангелочками и мало чем напоминали тех заморышей, которых Прието купил у своего арагонского приятеля. Теперь ему было даже жаль с ними расставаться — особенно со старшей, с которой он не раз предавался разврату, когда ему удавалось отправить куда-нибудь свою жену и он оставался с этой цыганкой вдвоем.
— Господа, вы во всем Мадриде не найдете более услужливых и работящих девушек, чем эти. — Увидев, что герцог и его мажордом уже пришли, торговец начал расхваливать свой товар.
Стремление как можно лучше подготовиться к приезду своей невесты Беатрис побудило герцога пойти вместе с мажордомом во двор и лично поучаствовать в подборе будущих слуг — чего столь знатные особы, как правило, сами не делали. Мажордом принялся тщательно осматривать и лица, и тела невольниц, ощупывая их в разных местах, чтобы проверить крепость мускулов.
— Может, они и в самом деле такие, как вы говорите, однако они, как мне кажется, не очень-то сильные, а потому большой пользы от них, конечно же, не будет. — Мажордом, стремившийся подобрать своей будущей госпоже самых лучших служанок, беззастенчиво задирал юбки обеим сестрам и щупал их ляжки. — Если не верите, то посмотрите сами на этих двух, — он жестом предложил Прието самому пощупать бедра старшей из сестер, даже не подозревая, что тот был знаком с ними намного лучше, чем мажордом мог себе представить.
— Хотя вам и кажется, что эти две — худосочные, на самом деле их мышцы крепки как сталь. А еще вы будете мне очень признательны, когда убедитесь, что они мало едят.
— Не говорите глупостей, эти две замухрышки не такой уж и подарок, — вмешался сам герцог де Льянес. — Однако поскольку скоро мы будем иметь удовольствие принимать в этом доме мою будущую супругу, то пусть она и решит, кого взять себе в служанки. Я покупаю их всех. Пройдите к моему секретарю, чтобы он вам заплатил, да смотрите не завышайте цену — если хотите и впредь мне что-нибудь продавать.
Увидев, что подъехала карета, в которой, по всей видимости, находился кардинал Валенти, герцог де Льянес приказал слуге отвести новых служанок в дворницкую и там им объяснить их обязанности; герцог же направился к карете, чтобы лично встретить дипломата.
Прежде чем стать государственным секретарем Ватикана, кардинал Валенти некоторое время был нунцием Папы Римского в Испании, где и подружился с герцогом де Льянесом. В те времена они частенько сиживали за одним столом, наслаждаясь едой и беседой, — почти всегда в компании маркиза де ла Энсенады, а время от времени и в компании подруги маркиза графини де Бенавенте.
Кардинал сердечно поприветствовал своего старого друга и проследовал за ним в кабинет, где его ждал королевский исповедник Раваго. Убедившись, что уже ничем не может быть полезен своим гостям, герцог оставил Раваго и Валенти вдвоем, а сам направился на верхний этаж здания, чтобы присутствовать при составлении важного контракта между министерством военно-морского флота и обороны и коммерсантом из английского города Йорк.
— С тех пор как до меня дошло известие о взрывах, я все время ломаю себе голову над тем, кто же мог устроить этот кавардак. — Кардинал снял тяжелую пурпурную накидку и бросил ее на кресло. — Может, это были те же самые люди, которые убили главу иезуитов?
— Я пока далек от того, чтобы окончательно утвердиться в своем мнении, однако относительно обоих этих происшествий я склонен думать — хотя у меня и нет каких-либо доказательств, — что это дело рук масонов.
— Видимо, это реакция на указ о запрещении их общества.
— Возможно. Вспомните о том, что в тюрьме инквизиции сидит их руководитель, и, хотя от него пока не удалось добиться каких-либо показаний, не далее как вчера вечером я попросил епископа Переса Прадо, чтобы он постарался такие показания все-таки из него выбить. На теле Кастро обнаружили жуткий ритуальный символ, напоминающий один из символов, используемых в масонских церемониях, а именно треугольник. Его вырезали у Кастро в груди, чтобы вырвать его сердце.
— Понятно. Тот самый треугольник, который они ассоциируют с их богом, называемым ими Великим Архитектором Вселенной. По правде говоря, я полагаю, что эти люди действуют по указке самого дьявола. По-видимому, вы правы. Не знаю, известно ли вам, что из Неаполя поступили известия об аналогичных событиях. Там были совершены ужасные преступления, к которым, возможно, причастны масоны. Как бы то ни было, Папа Бенедикт весьма доволен тем, что два короля — сводные братья Фердинанд VI и Карлос — подчинились папской булле, в которой рекомендовалось запретить масонство. К великому сожалению, далеко не все европейские католические монархи последовали их примеру!
— Я считаю, что должен повиноваться Пале, а потому согласен со всеми его указаниями — как письменными, так и устными. Однако, по моему мнению, масонов необходимо преследовать не только в связи с их выходками, но и из-за философского воззрения, которое весьма опасно для нас, священнослужителей.
— Не понимаю, что вы имеете в виду. — Кардинал Валенти осознавал, что Раваго — человек необычайного ума, и ему, Валенти, не всегда было легко улавливать мысль Раваго.
— Надеюсь, что у меня получится изложить вам свои умозаключения, не запутав вас окончательно, ибо — я это признаю — они основаны на предположениях, а не на фактах. С одной стороны, нам известно, что масоны принимают в свое общество людей независимо от их религиозных убеждений, что само по себе настораживает. С другой стороны, если вспомнить еще и о том, что, насколько мы знаем, вступив в масонское общество, человек теряет социальный статус, звание и привилегии и становится просто одним из равноправных братьев-масонов, это угрожает весьма Тяжкими последствиями для нашего общества и способно разрушить его устои.
— А чего, с вашей точки зрения, стремятся в конечном счете достичь масоны? Всеобщего равенства?
— Именно в этом, по-видимому, суть их философских воззрений. Если они и в самом деле хотят добиться всеобщего равенства, тогда их идеи угрожают нынешнему общественному устройству. Такие общественные институты, как дворянство, монархия и религия, наставляющая человека в его поступках, а также правительства просто исчезнут, уступая место совершенно новой организации общества.
— Это, похоже, самая настоящая революция с ужаснейшими последствиями.
— Вот почему я так обеспокоен. Еще до запрета масонства нам удалось выяснить, что они пытались привлечь на свою сторону видных военачальников, наиболее известных деятелей культуры, некоторых политиков и, как я подозреваю, священнослужителей. Учитывая такую концентрацию власти, вполне можно предположить, что они в состоянии вырваться из-под нашего контроля!
— А как вы можете объяснить то, что люди, у которых и так достаточно и власти, и влияния, вдруг решают отказаться от своих привилегий ради того, чтобы вступить в такое вот братство утопистов? —
