— Брат Кадфаэль, правда ведь нет ничего плохого в том, что я полюбила Джона? Или в том, что он меня любит? До остальных ваших братьев мне дела нет, но не хотелось бы, чтобы ты считал, будто мы делаем что-то постыдное.

Сам Кай решил обойтись без седла, однако оседлал лошадку для Аннест. Сложив ладони чашечкой, Кадфаэль просто и естественно подставил их под ногу девушки и подсадил ее на широкую конскую спину. Прикосновение к ее гладкой, прохладной лодыжке и запах свежего полотна от ее платья остались для монаха, пожалуй, самыми приятными впечатлениями за весь этот долгий и суматошный день.

— Девочка моя, — откликнулся монах, — я немало побродил по свету и знаю, что такая чистая любовь, как у вас, встречается нечасто. Джон в свое время ошибся, но у каждого должна быть возможность начать сначала. Сдается мне, что на сей раз он промашки не дал.

Кадфаэль смотрел вслед девушке: ее лошадка шагом взбиралась в гору, и ехавший рядом Кай придерживал свою, чтобы не обгонять Аннест. Время у них в запасе было — брат Колумбанус придет за лошадьми минут через десять, не раньше, а потом ему надо будет еще и отвести их к дому священника. Кадфаэль решил, что стоит, наверное, вернуться к приору Роберту и отправиться вместе с ним — переводить его «громы и молнии». Но в этом случае следовало поторопиться: ему предстоял еще очень важный разговор с Сионед — они должны тщательно обсудить и продумать все, что предстоит сделать грядущей ночью.

Как только Кай и Аннест скрылись из виду, Кадфаэль направился к дому Бенеда. Сионед в нетерпении устремилась ему навстречу.

— Я-то думала, что Аннест окажется здесь раньше тебя. Она пошла разузнать, что делается в доме отца Хью, а я здесь осталась — пусть люди думают, что я у себя дома. Ты Аннест не видел?

— Видел, и слышал все ее новости, — отвечал Кадфаэль и рассказал Сионед обо всем, что сообщила Аннест, а также — куда она отправилась.

— За Джона ты не тревожься: они поспеют туда задолго до приора с бейлифом. А нам с тобой о другом поговорить надо, и не теряя времени. Приор ждет, чтобы я поехал с ним, да мне и самому не помешает посмотреть, как пойдут дела. И если мы с тобой справимся со своей задачей не хуже, чем Аннест и Кай со своей, то, возможно, узнаем то, что хотим знать, еще до того как наступит утро.

— Ты что-то выяснил, — убежденно промолвила Сионед, — по лицу вижу. Ты знаешь, что делать!

Кадфаэль кратко поведал ей обо всем: о том, что открылось ему в доме Кэдваллона, о том, как он без толку ломал голову, пытаясь извлечь из этого открытия пользу, и о том, как Аннест случайно подсказала ему выход. А потом монах объяснил девушке, что от нее требуется.

— Я знаю, ты говоришь по-английски, и сегодня ночью придется этим воспользоваться. Из всех наших ловушек эта, пожалуй, самая опасная, но я буду рядом. Да и Энгеларда можешь позвать, если он пообещает укрыться поблизости и не высовываться без крайней нужды. Но, дитя мое, если ты боишься или хоть капельку сомневаешься, лучше все это бросить и попробовать что-нибудь другое. Так что решай: как скажешь, так и будет.

— Нет у меня ни страха, ни сомнений. Я на все готова.

— Тогда присядь рядышком и запоминай все хорошенько — времени у нас маловато. Только, может, сначала принесешь мне ломоть хлеба и кусочек сыра? Ужин-то я пропустил.

Уже смеркалось, когда примерно в половине восьмого к усадьбе Ризиарта подъехали всадники. По обе стороны от Гриффита, сына Риса, ехали приор Роберт и брат Ричард, а позади двое оруженосцев бейлифа и брат Кадфаэль. Приор держался церемонно, будто это он представлял закон, а бейлиф получил свои полномочия от святого Бенедикта, а не от Овейна Гуинеддского. На самом же деле бейлиф немало досадовал на эту незадачливую встречу, из-за которой ему пришлось уступить настояниям приора. Ничего другого ему не оставалось: приор заявил, что был нарушен валлийский закон, и долг предписывал бейлифу расследовать обвинение, хотя он и предпочел бы спровадить всю эту бенедиктинскую братию обратно в Шрусбери — разбирались бы сами со своими делами и не беспокоили занятых людей, у которых и без них забот хватает, причем несравненно более важных. А еще, как на грех, долговязый Кэдваллонов слуга вовсю расшумелся, обвиняя Джона, а не то было бы проще как-нибудь замять эту историю.

Сторожа у ворот, как ни странно, не оказалось, а во дворе царила суматоха — повсюду сновала взбудораженная челядь, со всех сторон доносились противоречивые распоряжения, и по всему было ясно — стряслось что-то непредвиденное. Даже конюх не выбежал навстречу, чтобы принять у гостей повод. Приор Роберт пришел в негодование. Гриффит, сын Риса, заинтересовался и слегка насторожился. Первой на приехавших обратила внимание весьма миловидная юная особа, бежавшая по двору, подхватив юбки, в такой спешке, что косы ее расплелись и шелковистые каштановые волосы рассыпались по плечам.

— О достойные сэры, не сердитесь на нас за это небрежение — тут у нас такое приключилось, и сторожа кликнули на помощь, и конюхов… Но мне так стыдно: что бы ни случилось, мы не должны забывать о гостеприимстве. Моя госпожа сейчас отдыхает, и не стоит ее тревожить, однако я к вашим услугам. Не угодно ли вам спешиться? Прикажете приготовить комнаты?

— Мы не собираемся здесь задерживаться, — приветливо отозвался бейлиф, заподозривший, что девушка не так уж проста и за ее безыскусным радушием что-то кроется. — Мы приехали лишь за тем, чтобы забрать одного молодого злодея, которого вы тут держите под замком. Но я вижу, что у вас что-то стряслось, и не хотел бы добавлять вам беспокойства, а паче того волновать вашу госпожу, которой и без того пришлось немало перенести в эти дни.

— Добрая девица, — промолвил приор Роберт любезно, но суховато, — ты говоришь с бейлифом принца Овейна в Росе, а я приор Шрусберийского аббатства. Один из наших монахов сидит в заточении здесь, в усадьбе, а королевский бейлиф прибыл, чтобы освободить вас от этой обузы.

Кадфаэль с подобающей торжественностью переводил для Аннест слова приора, ухитряясь, как и она, сохранять при этом невинный вид.

— О сэр! — девушка широко раскрыла глаза, низко поклонилась бейлифу и слегка присела перед приором, подчеркнув тем самым разницу между своим и пришлым, — это верно, у нас и вправду сидел взаперти один монах…

— Сидел?! — воскликнул приор Роберт.

— Сидел? — задумчиво повторил бейлиф.

— Он удрал, достойные сэры! Видите, какой кругом переполох, — это все из-за него. Сегодня вечером сторож, принес ему ужин, а этот негодник выломал из кормушки доску, да и треснул ею сторожа по голове, а потом запер его в конюшне, а сам пустился наутек. Мы не сразу об этом узнали, а он, верно, перемахнул через забор — благо здесь он не слишком высокий — и припустил в лес. Мы послали людей на поиски и всю усадьбу обшарили — на случай, если он все-таки здесь прячется, да только ищи ветра в поле. Боюсь, что нам его не найти!

Тут, весьма удачно выбрав момент, из амбара нетвердой походкой вышел Кай. Голова его была обмотана белой тряпицей, на которой проступали красные пятна.

— Бедняга, этот лиходей ему голову проломил! Он не сразу пришел в себя и еле-еле смог доползти до двери. Тогда уж он принялся стучать и звать на помощь — но пока его услышали… Бог знает, как далеко успел унести ноги этот парень. Но все слуги отправлены в погоню.

Бейлиф, побуждаемый своим долгом, первым делом расспросил Кая, но очень кратко и мягко, а затем поговорил и с остальными слугами, которые наперебой старались все ему растолковать. И в результате и сами запутались, и вконец запутали всю историю. Приор, пылавший мстительным гневом, дай ему волю, устроил бы слугам разнос за нерадение, но ему мешало присутствие бейлифа, да и пора было торопиться к повечерию. Так или иначе, но было совершенно ясно, что брата Джона и след простыл. Охотно и услужливо им показали конюшню, где содержался узник, ясли, из которых он выломал доску, и саму доску, на одном конце которой красовались впечатляющие пятна крови. Подразумевалось, что это кровь Кая, хотя на деле небось пострадала какая-нибудь домашняя живность.

— По-видимому, ваш молодой брат всех нас провел, — заявил Гриффит, сын Риса, обращаясь к приору, с невозмутимостью, прямо-таки удивительной для слуги закона, из рук которого ускользнул преступник. — Больше нам здесь делать нечего. Слуг трудно винить за то, что случилось, — кто же мог ожидать такой выходки от бенедиктинского монаха!

Брат Кадфаэль не без удовольствия перевел эту меткую колкость. От Гриффита, сына Риса, не укрылось то, что в глазах молодой особы в зеленом платье вспыхнули лукавые искорки. Но стоило ли обращать на это