– Именно вы и есть причина. – Она подошла к нему и обвила его шею руками. – Кое-кто негодует, что вы уделяете мне слишком много внимания.

– Что за глупость! Это не имеет никакого отношения ко мне.

– Ну хорошо, – сказала она, пожав плечами. – Некоторые священники возмущены моими обнаженными щиколотками.

– А я удивлен, почему все это вас не беспокоит.

– Я не могу допустить, чтобы это сломало мне жизнь. Знаете, со мной уже случалось нечто подобное. Вскоре после того, как я переехала к Планше, одна из девушек в труппе сильно приревновала меня. Она рвала мои костюмы, резала тапочки, толкала во время спектакля, и в результате я выглядела неуклюжей.

– Ну и что дальше? Как вам удалось прекратить ее нападки?

– Обычно я делаю ставку на влиятельных людей. Я рассказала обо всем Планше, и та сделала ей хороший нагоняй и пообещала, что выкинет из труппы. Она некоторое время оставалась с нами, а потом ушла по собственному желанию.

– Это была не… Лаура? – внезапно спросил Алессандро.

Лиа рассмеялась.

– Нет, мой дорогой! У бедной Лауры на это не хватило бы мозгов… хотя я и вызывала порой у нее приступы неистовства, и тогда она рассказывала обо мне ужасные вещи. Нет, мой любимый, сейчас мы имеем дело с изобретательнейшим и хитроумнейшим человеком.

Алессандро взял ее за подбородок и повернул лицо к себе.

– Так вы знаете, кто стоит за всем этим?

– Конечно. А вы разве нет? – Она загадочно улыбнулась.

– Так скажите мне. Лиа покачала головой.

– Вы мне не поверите. Возможно, я ошибаюсь. У меня нет доказательств. Одни лишь подозрения.

– Тогда поделитесь вашими подозрениями. Барнаботти? Пытаются опорочить меня? Но зачем идти столь извилистыми путями? Если они хотят лишить меня моего поста, то почему бы им на следующих выборах не объединить свои силы и не переизбрать меня?

– Да потому что им нужны не вы, а я. Вы действительно не понимаете?

Алессандро помрачнел.

– Я думал, вы не любите играть в азартные игры.

– Это не игра. Прошу вас, забудьте это. Сейчас я вам устрою сеанс восхитительной любви. – Она поцеловала его в кончик носа и развязала широкий белый галстук. – А потом мы закажем в номер что- нибудь на ужин, а затем вы будете меня любить. Утро вечера мудренее.

– Вы мне чертовски нравитесь, Лиа, – сказал Алессандро. – Вы знаете?

– Да, знаю. И именно поэтому вы делаете мне все эти милые подарки, именно поэтому заботитесь обо мне больше, чем о себе. И вы мне очень, очень нравитесь, Алессандро. Я никогда не забуду, что выпало нам на долю. Всегда буду вспоминать вас с уважением и обожанием.

– Не говорите обо мне в прошедшем времени, – улыбнулся он. – Надеюсь, что мне осталось прожить еще немало лет.

– Конечно, но, когда все началось, мы оба знали, что это не может продолжаться вечно. Вы добрый, ласковый и щедрый – врачи для тети Ребекки, ремонт дома, дорогие подарки… Вы настойчиво стараетесь убедить себя, что влюблены в меня.

– Но это так и есть, – запротестовал он. – Мне нет необходимости в чем-то убеждать себя. С тех пор как я встретил вас, я стал новым человеком. Вы научили меня, как радоваться, когда сам что-то даешь. Как принимать любовь. Как смеяться над самим собой. Я вам многим обязан, Лиа. Безделушки не смогут оплатить это. Я чувствую, что вы не любите меня…

– Вы чувствуете, Алессандро? Это конец. Но не мы виноваты. Некто действует против нас, желает уничтожить то, что мы делим друг с другом. Это было неизбежно. Я не удивляюсь. Но почему это произошло так быстро?

Несколькими вечерами позже Алессандро присутствовал на приеме в честь посетившего Венецию высокого сановника. Выступал певец-кастрат Бенелли, а позже, после ужина, он же, надев красную мантию сенатора, исполнил легкомысленную любовную песенку, в то время как карлик Флабонико, облаченный в греческую тупику и лайковые тапочки, скакал вокруг него, гримасничая и хихикая. Флабонико обвил Бенелли длинной лентой.

– Да будет соблазнен танцем, – воскликнул карлик, – великий и почти великий человек!

Все бросили укромные взгляды на Алессандро, стали перешептываться и смеяться. Он побледнел как мел и вышел, не дождавшись окончания вечера. На следующий день в сенате продолжали смеяться над разыгранной пародией.

Вечером того же дня встретившись с Лией, Алессандро продолжал неистовствовать:

– Как они осмелились! Как решились потешаться над нами! Я хочу знать, кто надоумил этих двух чудаков. Вы знаете. Я настаиваю, чтобы вы мне сказали!

– Я отнюдь не уверена… – пробормотала Лиа.

– Скажите! – рявкнул он.

Она вздохнула и стала крутить кольцо на пальце.

– Ваша жена, конечно!