«Старые вещи? Я устал смотреть на них и продал. Вот и все. Хорошие книги всегда находят покупателей. В Венеции полно коллекционеров».
Охваченная дрожью, она села в кресло за письменный стол Алессандро. Все повторяется снова. Вскоре ее сын лишится даже крыши над головой.
Ей хотелось кричать. Она продала себя Алессандро. Продала свое молчание и хорошее поведение в обмен на законность происхождения своего сына. А теперь Алессандро обманным путем отбирает у мальчика все, что должно принадлежать ему.
И все по вине этой танцовщицы, этой шлюхи – Лии.
В этот самый момент Лиа глумится над ней, превращает ее в посмешище.
Фоске даже казалось, что она слышит нашептывающий ей в ухо вульгарный голосок: «Я отняла у тебя любовника. И отниму мужа».
Паоло… Паоло превратится в такого же человека, как Томассо, который не смог стать достойным своего дворянского наследия, ибо не сумел жить в бедности. Неужели Паоло присоединится к братству барнаботти, людям, одетым в драные кружева и грязный бархат? Неужели Паоло станет праздным смутьяном, мечтателем, который проживет жизнь, окруженный позором, и умрет, никем не оплаканный? И все из-за нее – из-за Лии. О, Габбиана!
«Она так легко не отделается, – поклялась Фоска. – Я уничтожу ее, прежде чем она уничтожит моего сына!»
Глава 13
И ГРЯНУЛ БОЙ
Театральный занавес поднялся, и прозвучали первые такты нового балета Вестриса «Принцесса Турандот» по пьесе графа Карло Гоцци. По венецианским стандартам публика вела себя достаточно прилично. Венецианец, побывавший в Париже, обычно с удивлением отмечал, сколь внимательно следили там зрители за происходящим на сцене. Правда, на этот раз в Венеции порядок сохранился лишь до выхода Лии в развевающемся одеянии мифической восточной царицы. С балкона раздались злобные выкрики, потонувшие в аплодисментах пылких поклонников танцовщицы:
– Шлюха!.. Бродяжка!.. Вон со сцены!.. Прочь из Венеции!.. На черта она нужна здесь!..
Лиа, не обращая внимания на выкрики, стала танцевать для своих поклонников. На сцену обрушился град всевозможных предметов – бутылки, фрукты, мраморные шарики, гвозди… Танцевать, не подвергая себя опасности, стало невозможно. Толпа на балконе бушевала, а когда зрители попытались утихомирить ее, вспыхнули беспорядки.
Вестрис приказал опустить занавес и очистить сцену от мусора. Он собирался вновь начать представление, но порядок так и не восстановился. Женщины визжа бросились к дверям. Раздалось несколько выстрелов в воздух. Одного человека даже затоптали насмерть.
За занавесом по сцене бродили группами артисты, обсуждая, чем же вызван этот инцидент. Лиа неподвижно стояла в стороне, тревожно сдвинув брови.
На следующий день все газеты пестрели сообщениями о беспорядках в театре. Авторы передовых статей рассуждали об аморальности танцевальной манеры Габбианы, ее похотливом афишировании частей женского тела, никогда до сих пор не демонстрируемых на сцене: обнаженных до колена ног, оголенных плеч. Некоторые отмечали подаваемый ею дурной пример и нежелательные образы, создаваемые танцовщицей.
Следующий спектакль труппы был опять сорван. На этот раз озорники смазали пол сцены салом, и когда Вестрис прыжком появился на ней, то поскользнулся и получил серьезную травму. Спектакль отменили и объявили, что деньги за билеты будут возвращены. Зрители посчитали себя обманутыми и озлобились. Возникли небольшие стычки.
На следующее утро на стенах появились объявления, в которых сообщалось, что в интересах общественной безопасности Совет десяти решил запретить дальнейшие выступления труппы Вестриса, в частности Габбианы. Вечером того дня Лиа дала сольное представление в одном из палаццо, но несколько явившихся туда незваных гостей забросали ее фруктами и яйцами.
– Габбиана – шлюха! – орали они, когда их хватали и призывали к порядку. – Она разлагает общественную мораль! Прогоните шлюху из Венеции!
Зачинщиками беспорядков были барнаботти. Полиция требовала от них, чтобы они признались, кто их нанял. Но они упорно молчали.
– Не понимаю! – кипел Алессандро. – Почему? Почему они нападают именно теперь, когда вас так хорошо приняла публика? Наверняка это церковь, больше некому. Священники часто ощущают необходимость, так сказать, размять мышцы. Здесь оставаться, Лиа, небезопасно. Возможно, следует на некоторое время покинуть город.
Лиа не отрывала взгляда от цветов, из которых составляла букет.
– Но ведь именно этого они и хотят, – промолвила она спокойно. – Нет, я не уеду. Во всяком случае, не сейчас.
– Ну тогда по меньшей мере отмените сегодняшний спектакль. Сделайте это ради меня, – уговаривал он ее. – Я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.
– Ничего не случится. Если они намажут пол сцены, я очищу его. Если станут что-нибудь швырять, отойду в сторону. Если начнут драку, подожду, пока успокоятся, а потом стану танцевать даже в пустом зале. Я не допущу, чтобы они остановили меня.
– Не могу понять, – тихо сказал Алессандро. – Я доберусь до сути происходящего. Какая-то причина ведь есть.
– О, конечно, есть, – сказала Лиа, отходя назад, чтобы полюбоваться букетом. – Меня удивляет, что вы не догадались, в чем дело.
– Что вы имеете в виду?
