– Может быть, нельзя? – прошептал он. – Это не повредит ребенку?
– Отнюдь нет, – успокоила его Фоска. – Им это нравится.
– Лгунишка. Хотите сказать, вам нравится. Он пытался уклониться, но она не отпускала его.
– Я счастлив, Фоска, – сказал он. – Как никогда в жизни.
– И я счастлива. Мы скоро уедем из Парижа?
– Прямо сейчас. Поездка может оказаться трудной. Нельзя откладывать.
Она соблазняюще извивалась под ним и целовала его в губы.
– А теперь замолчите, – прошептала она, расстегивая пуговицы на его брюках.
Раф задрал ее юбки до самой талии.
– Вы знаете, кто вы? Похотливая маленькая сучка. Не уверен, что вы подходящая мать для моего ребенка.
– Теперь об этом уже поздно беспокоиться.
Она сделала глубокий вдох, когда он вошел в нее. Он старался быть особенно нежным, но она лишь смеялась над ним и разжигала его. В конце концов она довела его до такого возбуждения, что он забыл о своей решимости быть осторожным и взял ее грубо, добиваясь удовлетворения их страстного желания.
А потом, гладя его темную голову, она сказала:
– Мы больше никогда не будем так счастливы, как сейчас.
– Фоска, трусиха, – пробормотал он, засыпая. – Не пытайтесь устанавливать пределы нашего счастья. У него нет пределов.
Когда стемнело и на улицах стало спокойней, они приняли ванну и вышли пообедать в расположенный рядом маленький ресторан. После обеда они прогулялись вдоль Сены.
Раф не мог скрыть своего интереса к событиям сегодняшнего дня, а Фоска снисходительно улыбалась, пока он разговаривал со своими друзьями.
– Простите меня, – сказал он, возвратившись к ней. – Мне нужно было узнать, что произошло. Как раз сейчас идет заседание Ассамблеи. Дворяне соглашаются на уступки.
– Я не имею ничего против, – сказала она, стискивая его руку. – До тех пор, конечно, пока революция – ваша вторая, а не первая любовь. Может быть, дойдем до собора?
Они пошли вдоль реки до собора Парижской богоматери, смутные белые очертания которого на маленьком островке напоминали большой корабль.
– Я люблю это место, – сказала Фоска. – Церковь… Вода… Напоминает Венецию. Как вы думаете, мы когда-нибудь вернемся туда?
– Не знаю, – сказал Раф искренне. – Я тоже скучаю по ней. По морю, по людям. Никогда не думал, что так может быть, но я скучаю даже по гетто.
– Теперь мы самые настоящие изгнанники, правда? – заметила Фоска, изумившись собственной мысли. – Странная штука – жизнь. Но зато мы вместе. Что бы ни случилось…
– Не пора ли вернуться, – сказал Раф. – Вечером оставаться на улице небезопасно. Они опьянены своими успехами и способны на непредсказуемые поступки.
Они пошли в обратном направлении домой. Говорили о будущем, о ребенке, о своей жизни в Англии. Теперь над ними не нависало молчание.
Воды Сены плескались о берег. Звук этот напомнил им обоим о домах, которые они покинули, и жертвах, которые принесли ради того, чтобы быть вместе.
Раф вдруг забеспокоился. Ему показалось, что он слышал позади звук шагов. Правда, когда он оглядывался, то никого не видел. Раф решил, что его подозрения – результат усталости. «Мы в полной безопасности», – подумал он.
Внезапно на них напали. Кто-то набросил на голову Фоски капюшон и привязал ее руки к бокам. Последнее, что она увидела, была рука, вонзающая блестящий кинжал в спину Рафа. Последнее, что она услышала, – собственный голос, пронзительно прокричавший его имя.
Весь долгий путь до Южного побережья Франции Фоску держали с завязанными глазами и кляпом во рту. Позже она подумала, что ей, должно быть, подсыпали снотворное в вино, ибо большую часть времени она проспала. Стражи сняли с нее повязку лишь после того, как ее поместили на борт судна и заперли в крошечной каюте. Она бросилась на закрытую дверь и колотила в нее до тех пор, пока не разбила в кровь кулаки. Фоска выкрикивала имя Рафа и умоляла своих похитителей сказать, жив ли он.
Путешествие было коротким – только до Западного побережья Италии. Потом они опять завязали ей глаза, дали какое-то зелье и дальше поехали в карете. Она потеряла счет времени и понимала только, что стояла ночь. У нее сохранились лишь обрывки воспоминаний, звук воды, ударяющей о борт судна, который она расслышала, когда ее понесли вниз по сходням, скрип постромков, раскачивание экипажа. Потом был еще один, правда, более короткий, переезд по морю.
Она проснулась в постели. В комнате стоял сумрак, и Фоска сперва никак не могла понять, где находится. Она попыталась присесть, но у нее началась жуткая рвота. Она заглянула под кровать и успела вовремя нащупать ночной горшок. Фоска была не в силах стоять. Она не могла даже присесть, поскольку ее тут же рвало и у нее кружилась голова. Измученная, она откинулась на кровати в ожидании, когда к ней вернутся силы.
В дальнем углу комнаты светила одна-единственная свеча. Постепенно глаза Фоски стали привыкать к темноте, и ее рассудок прояснился. До нее дошло, что она оказалась в своей прежней комнате во дворце Лоредана. Фоска ощупала кружева, которыми была отделана ее ночная рубашка. Эту рубашку она оставила в Венеции, уезжая.
– Эмилия! – тихо позвала она. – Эмилия, вы здесь?
