Она плакала. До меня донесся голос сестры. Она орала на мать. Я глядел на имена и обещания, угрозы и номера, нацарапанные у телефона.
— Пожалуйста, приезжай домой.
— Я не могу.
— Эдвард!
— Мне правда очень жаль, мама.
— Пожалуйста!
— Я тебя люблю.
Я повесил трубку.
Потом я попробовал позвонить Кэтрин, но не смог вспомнить номер, снова положил трубку и побежал под дождем обратно в комнату 27.
Небо над головой было огромным и синим, без единого облачка.
Она была на улице, куталась в красную кофту и улыбалась.
Легкий ветер шевелил ее светлые волосы.
Она потянулась ко мне и обняла меня за шею и плечи.
— Я не ангел, — шепнула она, уткнувшись в мои волосы.
Мы стали целоваться, ее язык настойчиво касался моего.
Я провел руками по ее спине и прижался к ней еще крепче.
От ветра ее волосы хлестали меня по лицу.
Она прервала наш поцелуй в тот момент, когда я кончил.
Я проснулся на полу со спермой в штанах.
Я стоял у раковины в своей комнате в «Редбеке», раздевшись до трусов. Еле теплая серая вода стекала по моей груди на пол. Я хотел домой, но не хотел быть сыном. Из зеркала мне улыбались фотографии дочерей.
Я сидел, скрестив ноги, на полу своей комнаты в «Редбеке» и разматывал черные бинты на руке, пока не добрался до раны. Я разорвал еще одну простынь зубами и перевязал кисть. Со стены мне улыбались раны пострашнее.
Я стоял в дверях своей комнаты в «Редбеке», снова надев грязную одежду, глотая таблетки и прикуривая сигареты. Я хотел спать, но не хотел видеть снов. Я думал, вот мой последний день. Фотографии Полы махали мне на прощанье.
Глава двенадцатая
Час ночи.
Вторник, 24 декабря 1974 года.
Сочельник, мать его.
Я въехал в Уэйкфилд по Барнсли-роуд, в частных домах гасили рождественские гирлянды. Старые добрые времена закончились.
У меня в багажнике лежал дробовик.
Я пересек Калдер, проехал мимо рынка до Бул-гинга. Собор намертво вмерз в черное небо.
Мертвая тишина.
Я припарковался у обувного магазина.
Я открыл багажник.
Я вытащил дробовик из черного мусорного мешка.
Я зарядил дробовик, не вынимая его из багажника.
Я положил несколько запасных патронов в карман.
Я достал дробовик из багажника.
Я закрыл багажник.
Я пошел к Булгингу.
На втором этаже «Стрэффорда» горел свет, на первом было темно.
Я открыл дверь и стал подниматься наверх, ступенька за ступенькой.
Они сидели у бара, повсюду — виски и сигары.
Дерек Бокс и Пол, сержант Крейвен и констебль Дуглас.
Музыкальный автомат играл
В углу в полном одиночестве танцевал Барри Джеймс Андерсон, его лицо было сине-черным.
Я держал руку на стволе, палец — на курке.
Они посмотрели на меня.
— Е-мое, — сказал Пол.
— Брось дробовик, — сказал один из легавых.
Дерек Бокс улыбался.
— Добрый вечер, Эдди.
Я сказал ему то, что он уже знал.
— Вы убили Мэнди Уаймер?
Бокс повернулся и глубоко затянулся своей жирной сигарой.
— Правда?
— И Дональда Фостера?
— Ну и что?
— Я хочу знать почему.
— Журналист до мозга костей. А ты попробуй — угадай, а, Акула Пера?
— Неужели из-за какого-то сраного торгового центра?
— Да, из-за сраного торгового центра.
— А каким хером с этим торговым центром была связана Мэнди Уаймер?
— Хочешь, чтобы я тебе по слогам все расписал?
— Да, по слогам.
— Нет архитектора — нет центра.
— Значит, она знала?
Он смеялся.
— А хрен ее знает.
Я увидел маленьких мертвых девочек и новые торговые проекты, убитых женщин со снятыми скальпами и руку, моющую руку.
— Вы получили удовольствие, — сказал я.
— Я же тебе сразу сказал, что мы все получим в итоге то, что хотим.
— А именно?
— Месть и деньги — великолепное сочетание.
— Я не хотел мести.
— Ты хотел славы, — прошипел Бокс. — Это одно и то же.
Слезы текли у меня по лицу.
— А Пола? Как это понимать?
Бокс снова глубоко затянулся своей жирной сигарой.
— Я же сказал, я — не ангел…
Я выстрелил ему в грудь.
Он упал назад, на Пола. Из него шипя выходил воздух.
Я перезарядил дробовик.
